И они тоже рассмеялись. У них обоих мятая одежда и взъерошенные волосы.
– Ты удивлена? – спрашивает Сакши, просовывая ладонь в руку Перри. Казалось бы, они должны выглядеть до смешного несовместимыми. Сакши – яркая и великолепная, а Перри… ничего из этого, но они смотрятся вполне нормально. Можно сказать, идеально. Все еще смеясь, я кидаюсь к ним и обнимаю их обоих – это непросто, потому что Сакс намного выше нас с Перри, но у нас это получилось.
– Нет, не удивлена, но чертовски заинтригована, – говорю я, и Перри заливается смехом, сильно похлопывая меня по спине.
– Говоришь прямо как шотландка, – поддразнивает он, и я отступаю, улыбаясь им.
– Кто бы мог подумать, – говорит Сакши, вздохнув, – из всех мест в мире мы все нашли любовь именно в Грегорстоуне.
Я изо всех сил пытаюсь улыбнуться.
Но мои губы задрожали, и из глаз потекли слезы.
– Перегрин, – командует Сакши, указав на дверь. – Выйди.
Спустя пятнадцать минут мы с Сакши сидим на полу, между нами наполовину уничтоженная упаковка печенья.
– О, милая, – говорит Сакс, разламывая печеньку пополам, – мне так жаль.
Я хочу запротестовать и сказать, что все в порядке, и я в порядке, и вообще все замечательно, но это была бы неправда. Я позволяю ей притянуть меня к себе. Моя голова лежит у нее на плече.
– Флора всегда разбивала сердца, – говорит она, гладя меня по волосам, но я качаю головой, отстраняясь.
– Да нет, в том-то и дело. Она не разбивала мне сердце. Я… боюсь, что это я разбила ее.
Она удивленно раскрыла глаза и прошептала:
– Ого. Такое у нее, наверное, впервые.
Откинув голову назад, я посмотрела на потолок и простонала.
– Ты вроде должна помочь мне почувствовать себя лучше, – напоминаю я, и она снова гладит меня по руке дрожащими пальцами:
– Конечно, конечно. Но откуда ты могла знать, что у нее вообще есть сердце, которое можно разбить? Повторюсь – у нее репутация разбивательницы сердец.
Я вспоминаю, как она организовала для меня День благодарения. Как выбрала идеальное платье. Какой счастливой выглядела, когда я поехала с ней в Эдинбург.
Глаза снова защипало, я вытираю их тыльной стороной ладони.
– Она более глубокая личность, чем все думают, – наконец, произношу я. – Она веселая, умная и добрая. Последнее не всегда получается, но она старается. Она отрастила такой прочный панцирь, потому что она должна защищать нежный бисквит внутри себя. Но стоит продраться через этот панцирь, и ты увидишь, что она… она…
Сакс теперь смотрит на меня, слегка приоткрыв рот.
Я застенчиво встаю и отряхиваю джинсы:
– Она намного лучше, чем все думают, – заканчиваю я. Сакс наклоняется и задает мне вопрос, которого я боялась: