К наполовину разрушенному забору течением прибивало вывороченные бурей деревья. Клаасу только оставалось выбрать достаточно ровную, длинную и крепкую ветвь. Отрубить ее и освободить от листьев было делом минуты. Лопастью послужила крышка ящика из-под бисквита. Гвозди и молоток нашлись.
Вода все еще прибывала, хотя буря кончилась. Еще немножко и фургон поднимется выше забора. Клаас решил дождаться этой минуты, а пока принялся за еду, в чем его крепкий организм весьма нуждался.
А в это время разбитые усталостью, измученные голодом, истерзанные тревогой Альбер, Александр и Жозеф добежали до тех самых скал, где Клаас нарезал молочай. Ручей обратился в бурный поток, но место здесь неширокое, хотя быстрота течения и опасна.
Вот где нам надо переправиться, — сказал Александр, — либо подождать, когда спадет вода.
— Переправимся сейчас, — предложил Альбер, у которого от волнения стучали зубы. — И надо не промочить патроны: они могут нам пригодиться.
— Я иду первым.
— Я за тобой.
— Подожди минуту. Видишь, плывет дерево, вырванное бурей? Оно все опутано лианами. Надо его поймать.
Александр бросился в воду, нырнул, чтобы попасть в более тихое течение, и снова появился метрах в тридцати. Он увидел, что дерево зацепилось за скалу, и вскрикнул от радости. Желая облегчить переправу своим товарищам и помочь им сохранить сухими их ружья и заряды, он вернулся, гребя одной рукой и держа в другой руке лиану, при помощи которой рассчитывал установить сообщение с противоположным берегом. Конец лианы был привязан достаточно крепко. Альбер и Жозеф, разгадав остроумную мысль своего друга, заблаговременно укрепили у себя на плечах карабины и патроны и перешли на противоположный берег, держась за импровизированный трос.
Вода лила с них ручьем, когда они пришли на бивуак, расположенный как раз позади тех скал, где еще недавно рос молочай. Тут они попали в самую гущу слепцов, которые прозрели благодаря вмешательству двух негров и теперь возносили благодарственное молебствие. А негры тотчас заметили новоприбывших и испустили громкий и веселый крик, на который тотчас ответили три крика радости.
— Белые вожди!..
— Зуга! Ты? И бушмен!.. Славные наши товарищи!..
Они обменялись крепкими и сердечными рукопожатиями, более выразительными, чем всякие долгие речи.
Неожиданное появление двух помощников, силу и непоколебимую преданность которых они уже давно оценили, было для французов огромной поддержкой.
Нескольких слов французам было достаточно, чтобы посвятить негров в свои дела, и вот все устремляются к фургону, который мерно покачивается на воде.