Его мысли были черной бурей, которую питало пылающее желание, затмевающее даже черное отчаяние.
«Ты хочешь выжить, — шептал он во мне. — Под твоим стыдом и презрением к себе, под слепой решимостью защитить друзей ты хочешь жить так же сильно, как я».
Грудь сдавило, и я не мог глубоко вдохнуть. Сообщение Тори сияло маяком. Она не знала настоящего меня, я потерял ту личность, когда впустил демона в свое тело, но может, мы могли… может…
Нет. Это было невозможно.
Но она уже совершило несколько невозможных подвигов. Она билась за меня. Как я мог сдаться, когда она так старалась?
Эмоции обрушивались волнами, весь гнев и обида, предательство снова затопили меня. Я выбросил кулак. Он врезался в грушу, и ярость заискрилась и угасла. Отчаяние растаяло. Боль отступила.
Ярость Этеррана поднялась и опустилась. Его отчаяние. Его боль.
Мой кулак попал по груше. Дыхание вырывалось с шумом. Сердце колотилось во мне, и мысли Этеррана соединились с моими. Мы сосредоточились на груше. На ударе. На столкновении костяшек с кожей.
Эмоции успокоились. Наши разумы успокоились. Наши мысли мелькали, принося идеи, возражения, решения.
Наконец-то, решения.
Я отвернулся от груши. Спокойный. Сосредоточенный. Я сосредоточился на силе, которую никогда не мог принять полностью, ведь часть сознания всегда боялась демона во мне и того, что он мог сделать.
Я развернулся и взмахнул ладонью, рассекая пустоту. Воздух мерцал как клинок.
Нижняя половина груши рухнула на пол, посыпался песок. Верхняя половина раскачивалась с цепи, едва потревоженная клинком воздуха, который ровно рассек кожу.
Мы с Этерраном смотрели на пострадавшую грушу.
Я ушел. После быстрого душа я поспешил подняться с полотенцем на поясе и телефоном в руке. Минуя гостиную, я взглянул на мужчину на диване.
Жирар приглядывал за мной, перевел взгляд с телевизора на меня. Дариус убедился, чтобы я не был один, пока Аарон и Тори не вернутся. Он, Жирар и Алистейр — и они, кроме Аарона, Кая и Тори знали мою тайну — по очереди приглядывали за мной.
— Как ты? — спросил Жирар с тревогой и горем в глазах.
Он уже горевал за меня, а я еще даже не умер.
— Порядок, — я игнорировал его взгляд на моих шрамах, которые я редко выставлял напоказ. — Иду спать.
— Хорошо.
Я поднялся по лестнице и ушел в свою комнату. Я запер дверь, снял полотенце и оделся в боевое снаряжение. Я надел длинные перчатки с металлом на костяшках и локтях. Я замер и прислушался. Телевизор гудел внизу.
Сообщение Тори было на экране, когда я разблокировал телефон, и горло сжалось. Я выбрал другое имя в списке контактов, быстро ввел сообщение и отправил.