Он сказал это и сам почесал затылок, осознав, что звучит это как-то нелепо. Карин же на него только смотрела, понимая, что, если бы не Берг, она так и осталась бы у окна, не решилась бы пойти играть в мяч, встать на ноги и все остальное тоже. Без него она бы ничего не смогла.
– А кто твоя мама? – спрашивала тогда маленькая Карин.
– Твой врач, – с улыбкой отвечал Берг и все же заходил к ней. – Она о тебе беспокоится.
– Зачем?
Берг неловко пожал плечами.
– Она у меня за всех пациентов беспокоится, особенно когда есть трудности в их лечении.
– А со мной трудности? – с легким волнением спросила Карин, впервые подумав, что ей все же не хочется оставаться такой навсегда.
– Ты сидишь тут и не набираешься сил, не двигаешься. Мама сказала, что так нельзя. Это не позволит тебе поправиться.
Карин опустила голову, посмотрела на свои руки и попыталась сжать их в кулаки. Оно вроде получалось, но силы в руках она не чувствовала, даже напряжение в ладони было слишком вялое.
– Я помогу тебе спуститься и опять верну сюда, когда захочешь, – предложил Берг.
Он подошел совсем близко и присел возле нее на корточки, а потом представился и протянул ей руку. О рукопожатиях маленькая Карин ничего не знала. В бедном районе люди редко друг к другу прикасались, боялись что-то подцепить, особенно чесотку, только руку поднимали в знак приветствия, поэтому она совсем не поняла, что это, тогда, но внезапно увидела совсем другого Берга, уже через два года, он так же протягивал ей руку и говорил:
– Идем!
Она стояла на пороге Высшей Майканской школы для девочек и не верила, что она туда зачислена, но руку Бергу давала.
– Я, правда, поступила? – спрашивала она, будто не своими глазами видела список.
Ей казалось, что это какая-то ошибка, что может существовать еще одна Карин Маер, вторая, которая не она, которая поступила вместо нее. Руку Бергу она при этом подавала, а он тянул ее на себя, выводил со двора и поднимал ее руку вверх.
– Она смогла! – кричал он ребятам – разномастной толпе, как-то само собой сдружившейся после лета в майканской больнице и игр в мяч.
Карин всех их знала, всех считала друзьями, но краснела именно от прикосновения Берга, хотя ей было всего двенадцать.
«Он был для меня всегда особенным», – признавалась Карин и даже радовалась этим воспоминаниям. Все ее прошлое, связанное с Бергом, было теплым, добрым, по-хорошему волнительным. Он ей нравился, нравился так сильно, что она его, пьяного, сама, не очень трезвая, действительно привела к себе. Она была влюблена в него, с волнением прикасалась к его телу, стягивала с него майку, боялась расстегнуть ремень, боялась поцеловать, а потом едва не задыхалась, когда он целовал ее сам.