Не знаю, сколько мы молча так встречались, неделю или месяц, лучшие дни жизни календарем не измеришь. А потом все оборвалось сразу. Прихожу — рояля нет. Я к завклубом: где инструмент? Мнется, жмется, наконец выдавил: передан в распоряжение высшего командования. Не поспоришь.
И в этот же день приглашает меня наш завскладом к себе на вечер по случаю приближающихся первомайских дней. Я даже удивился. Он — капитан, я — солдат, ничего нас не связывает. Разве что, думаю, война на исходе, субординация доживает последние дни? Пришел. На столе венгерское вино, французский коньяк, закуски — безотказно. Народу тоже много, он и Светлану позвал. Смех, разговоры, вечер идет, что называется, в атмосфере взаимной сердечности. Потом капитан пригласил всех в гостиную и говорит мне:
— Играй, Валерий, ты у нас талант, так сказать — Паганини — Лист.
Подхожу к роялю — наш он! Из ДКА! Крашен под слоновую кость и ножки на хрустальных шариках. Меня будто по голове шарахнуло. Ведь это же хуже мародерства! Но я сдержался и сказал:
— Я на этом рояле играть не умею.
— Это как же?
— Я только на том умею, который в ДКА стоял.
Гости так и грохнули. Хохочут, заливаются, все поняли. Капитан кирпичный стал, а шея даже посинела. Но интендантская служба все равно что торговая сеть — вырабатывает человека. Сошла у него краска с лица, передохнул и говорит мне:
— Ты, я вижу, принципиальный, нам такие нужны. Переходи на склад. Будешь иметь все, что у меня имеется.
По дешевке покупает.
— А зачем мне, — спрашиваю, — на склад? Мы, шофера, всюду свое возьмем. Тебе на месяц три литра, а у меня — канистра! Тебе сгущенки — десять банок, а у меня — ящик. Я и без склада воровать могу.
Подмочил я себя, но и ему всю компанию расстроил. Многие тогда вместе со мной с его квартиры ушли.
ПОДЛОСТИ, ГОВОРИТЕ, НА СВЕТЕ МНОГО? МЕНЯ ЭТО НЕ БЕСПОКОИТ, Я НЕ ДРУЖИННИК — ЗА НАРУШЕНИЯМИ СЛЕДИТЬ.
После Дня Победы уехали мы с Светланой в Москву. Там и расписались.
Кажется, чего лучше? Работала она чертежницей в министерстве Чермет, занималась в вечерней музыкальной — колоратуру у ней нашли, комната у нас у Сретенских ворот, я слесарил на автобазе научного института, и, самое главное, война кончилась. А настроение: убьют — кровь не польется. Думается, оттого, что начались у меня после контузии припадки. Живу, живу, как все люди, и вдруг без предупреждения швыряет меня на землю, выгибает дугой, и больше ничего не помню. Лечили меня, кололи — все без толку. А Светлана с этим нисколько не считалась, говорила, что должен я расти и учиться. Хотя бы на аккордеоне учиться. А какой там аккордеон, когда после приступа живу в сокращенном виде, две недели — ни рукой, ни ногой.