На другой день вместо обычной прогулки в лес Вера Павловна отправилась на Соборную горку. С дороги открывался вид на Заречье. На бархатистом косогоре стояли пряничные домики, коричневые, с белыми резными наличниками, с красными и зелеными крышами. Они напоминали о белых грибах, о медовых коврижках, о чем-то вкусном и крепком. Собор был почти разрушен, уцелела только колокольня с синим куполом ананасной чешуей. В каждой чешуйке блестела золотая звезда. А на самой горе стояли березы. Где аллеями, как мраморные колонны, где кучками, будто задержавшись на бегу. Вера Павловна подумала, что все деревья статичны, кроме берез. Несколько берез вместе всегда кажутся сбежавшимися, не стоящими, а приостановившимися, будто видна сзади нога, задержавшаяся на носке. И сразу, без задержки, возникло решение первого выхода Настеньки. В ремарке автора сказано, что она стоит и ожидает ответа дедушки, чувствуя, что напрасно приехала, что она тут никому не нужна.
В этой сцене у Настеньки нет слов, но сгорбленная фигурка, опущенная голова, руки, держащиеся за связанные лыжи, как за дорожный посох, должны будут сказать больше, чем слова.
Представив себе эту картину, Вера Павловна даже засмеялась. Она видела все: и свое загримированное лицо с замазанными, чуть наведенными светлыми бровями, расставленные ноги в бутсах и полосатых шерстяных чулках. Но главным открытием казались ей сейчас лыжи. Она бы не додумалась до них без вчерашней волейбольной площадки, без сегодняшних берез и собора. Лыжи — посох. Теперь, ухватившись за лыжи, она въехала в роль, и ей было весело и хотелось поговорить с кем-нибудь о вещах простых и житейских.
Дома она целый вечер переставляла мебель в своей комнате, помогала бабке Катерине упаковывать посылку сыну на Алтай, зачем-то купила у соседки домотканые половики.
Утром вытащила из чемодана роль, суеверно запрятанную на самое дно, и принялась за работу. Она по нескольку раз перечитывала короткие реплики, любуясь возможностью сделать их жестами или интонацией богатыми, как самую горячую исповедь. И это ощущение веры в свои силы не покидало ее в течение многих дней.
Люди, так утомлявшие в Москве, теперь стали снова интересны. Она подружилась с библиотекаршей Женей из дома отдыха текстильщиков и сыновьями агронома — студентами авиационного института. Библиотекарша, много читала о Балашовой в газетах, теперь просто влюбилась в нее: ловила каждое слово, старалась подражать ей во всем: перестала надевать носочки, заметив, что Балашова ходит в туфлях на босу ногу, стала укладывать пучок низко на шее, так же как актриса, и все допытывалась: