— Ты уж извини за беспокойство, — сказал Дмитрий Дмитриевич чуть заплетающимся языком. — Только после твоего отъезда у меня прихват был. Чуть не кокнули.
— Кто?
— Из тех, звонящих. Как-то меня выследили.
— Ну, погоди, — сказал Вадик. — И не вздумай никуда уйти. Ты там развлекаешься, вот и хорошо. Держись поближе к народу. Мы подъедем.
Дмитрий Дмитриевич вернулся к цветнику, обрамлявшему стол. Вадик, видимо, держал машину возле дома в разогретом состоянии, потому что только юбиляр пустился в светские разговоры с разгоряченными девочками, как отворилась дверь и плотная гигантская фигура заслонила дверь.
— Вы с нами посидите? — раздался восхищенный голос Татьяны, но Вадик покачал головой.
— Некогда, милая, — мягко протянул он, — в другой раз познакомимся, ты кушай, детка, больше, силы копи.
В коридоре, там, где еще недавно промелькивала гнусная морда одного из вымогателей, было не продохнуть от ядреного Вадикиного народа. Явно бывшие спортсмены, культуристы.
Дмитрий Дмитриевич при полном молчании Вадика рассказал о случившемся и о том, как дальше должны протекать его контакты.
— Плохо, — нахмурился Вадик, внимательно его выслушав. — Чей почерк? — спросил он пожилого мужчину кавказского типа, который тщательно следил за каждым словом Дмитрия Дмитриевича.
— Они не в побеге, — отозвался кавказец, поводя широченными плечами.
«Тоже, видно, бывший борец», — решил юбиляр, глядя, как ходят громадные желваки мышц под тонким свитером.
— Я тебе скажу, люди в авторитете, — тем временем продолжал кавказец. — Иначе как могли за ним пригляд пустить по всему городу. Но не центровые. Сдастся мне, как он рисует их, не так давно откинулась братва. Такие волки самые опасные. Изголодались в зоне, вышли — ничего нет, а все близко. За деньги любого загрызут. Ничего не боятся. Теперь от него не отстанут.
— Вычислить их никак нельзя? — поинтересовался Вадик. — Может добазарились бы, дали бы ребятам пару кусков.
— Если бы я их увидел, может, и договорились бы, а с ним они базарить ни о чем не будут. Они думают, что крепко его за горло держат, значит, с ним разговор один — или деньги, или убивать.
— Так уж и убивать, — встрял в разговор Дмитрий Дмитриевич — и напрасно.
Никто не обращал на юбиляра внимания, будто не его жизнь и средства были в опасности.
— Слушай, — сказал высокий сухой пацан, которого все называли почему-то Манделой, — они ведь не должны его ни на шаг отпускать. Должны пасти до последнего. Стало быть, там команда не самая маленькая. А что, если пустить ребят по микрорайону, может, кого вытащат?