Кэсси высоко ценила абсолютную заурядность Розмари и ее семьи, отсутствие надрыва в отношениях и то, как все четверо чувствовали ритм друг друга. В этом были комфорт и предсказуемость. Кэсси понимала, что ей никогда не доведется познать такое — любовь, рожденную стабильностью и рутиной.
— Помнишь тот ужасный китайский ресторан в Гроверс-Милле? — спросила ее Розмари.
Сестра редко упоминала их детские годы в присутствии Тима и Джессики. На этом пространстве закопано столько мин, никогда не знаешь, о какую споткнется память.
— Конечно, помню, — кивнула Кэсси.
— Теперь там чудовищно дорогой бутик одежды. Типа «Антропологии». У них есть блузки по двести баксов.
— Им же нужно где-то отмывать деньги, заработанные на метамфетамине, — пошутила Кэсси. — Не вижу других объяснений.
— Согласна.
— Даже не знаю, что меня больше удивляет — существование этого магазина или тот факт, что ты о нем знаешь. Ездила недавно в Гроверс-Милл?
— Мы все вместе ездили, — ответил за жену Деннис. — Возили детей в новый парк развлечений, который открылся в конце июня. А оттуда недалеко.
— У них самая крутая водная горка в Кентукки, — добавила Джессика.
Девочка старалась зачерпнуть спринг-роллом как можно больше арахисового соуса, как ложкой.
— И оттуда вы завернули в Гроверс-Милл? — поинтересовалась Кэсси.
— Да, — ответила сестра. — Я подумала, что пришло время показать детям город, в котором выросла их мать.
— Думаю, нам показали версию «детям до тринадцати», — вклинился Тим.
Кэсси поразилась тому, сколько пельменей умял племянник, но, похоже, он наконец насытился. Поставив локти на стол, он пристроил подбородок на руки и наблюдал, как официантки катят тележки по узким проходам между столами.
— Может быть, — согласилась его мать. — Но вы, по крайней мере, увидели дом.
— Он такой крохотный, — сказала Джессика.
Так и есть, подумала Кэсси. Маленький потрепанный временем дом стоял на участке не более половины акра. Он имел два этажа в передней части и один, под длинным скатом крыши, в задней. В Новой Англии такой тип строений называли «солонками». Родители хранили выпивку в кухонном шкафчике на нижней полке — там помещались высокие бутылки. Кэсси начала разбавлять их содержимое водой, когда ей было девять. Отец тогда заявился в младшую школу — был июнь, конец учебного года, и школа устроила традиционные детские соревнования на свежем воздухе. Бег парами. Бег в мешках. Метание мокрых губок. (Кэсси тогда так и не выяснила, как отец смылся из старшей школы, где должен был находиться в тот полдень. Видимо, придумал какое-то оправдание. Разве его не уволили бы, если бы он просто исчез или если бы кто-то заметил, что уходил он пьяным?) Дело было сразу после обеда. Посреди эстафеты по бегу с яйцом отец поймал Кэсси и попытался показать, как лучше переложить яйцо в ложку партнера по команде. Кэсси была потрясена, увидев отца посреди поля, а не на краю вместе с учителями и кучкой родителей. Стараясь ей помочь, он нарушил все мыслимые правила и случайно уронил яйцо на землю, оно разбилось. Яркое солнышко желтка взорвалось, как звезда — сверхновая позора. Кэсси чуть не умерла от стыда, отчаянно надеясь, что все примут отца за неуклюжего жулика, а не пьянчужку. В отчаянии своего унижения она надеялась, что его сочтут всего лишь идиотом.