Действие его историй происходило в лагерях Самарской области — не зная этого, можно было бы подумать, что он пересказывает романы Стивена Кинга. В его рассказах — так же, как и у Кинга, — людей уничтожали исключительно изощренными и сложными способами. Кого-то замуровывали в бетонной стене, кого-то сжигали живьем в печи для обжига кирпича, кого-то пилили циркулярной пилой на части — начав с промежности и постепенно доходя до шеи.
Из других рассказов: несколько заключенных рыли подкоп из зоны, но вход в него обвалился, и все неудачливые беглецы задохнулись. Один сюжет — явно придуманный — мне особо понравился. В рабочем цехе зэки положили солагерника под мощный пресс — и от бедняги осталась только обильная лужа крови. Число людей, проткнутых заточкой — остро заточенным напильником, самым популярным оружием в российских зонах, — в рассказах Хромого вообще приближалось к числу погибших в Сталинградской битве.
Хромой неизменно заканчивал очередную лагерную версию своего романа ужасов нравоучением о том, что мне нужно быстрее колоться и признавать вину — только чтобы не попасть в лагерь. Я слушал все это вполуха, принимая повествование за стандартный служебный монолог наседки, — пока однажды не заметил, что Хромой играет слишком талантливо. Его самого трясло, злые глазки прыгали, он вскакивал и пытался ходить, размахивая негнущейся ногой.
Тут уже становилось ясно, что Хромой озвучивает свои собственные страхи перед зоной — пусть, как бывшему работнику органов, ему и светил специальный лагерь для сотрудников МВД. Из этих страхов он, должно быть, и согласился работать наседкой, топя других заключенных. Тогда он мог, не доехав до лагеря, выйти на УДО прямо из СИЗО, просидев лишь треть срока.
Кроме этого большого пряника, Хромой имел в СИЗО массу мелких, но важных для зэка привилегий. Если обычные зэки могли покупать продукты на сумму не более 10 рублей раз в месяц, то Хромой закупал на 16 и говорил, что ему, как инвалиду, это было разрешено врачом. Он никак не объяснял эту странную некруглую сумму, оставалось только достроить, что оперчасть платила наседкам за работу именно 16 рублей.
Пару раз в неделю Хромой писал с утра «заявление на прием к врачу», и тогда сразу после обеда его куда-то вызывали. (Позднее я выяснил, что попасть на прием к врачу в СИЗО почти невозможно.) Иногда Хромой придумывал что-то оригинальное вроде «допроса у следователя» или «визита адвоката». Однажды Хромой пропал на несколько часов и вернулся с двумя мешками еды. Он объяснил, что дали свидание с женой — это был, наверное, единственный случай, когда он сказал правду. Другое дело, что обычному зэку получить два мешка еды никто бы не позволил.