нормам. Интересно, что подростки частично используют средства, аналогичные тем, что есть у «примитивных народов»: тату, пирсинг, самоповреждение — они наносят себе шрамы, терпят боль, голодают и сидят на диетах. Но если подросток «перебесился» и возвращается в сообщество взрослых и осуществляет индивидуальную интеграцию приобретенных ценностей, которые он выбрал и перенял, как и новых, им самим найденных аспектов, тогда можно рассматривать его бунтарское поведение как процесс идентификации. Правда, не в рамках традиционного ритуала, а индивидуально или на основе норм группы сверстников, к которой он временно принадлежал.
При патологическом агировании имеют место аспекты как бунта, так и адаптации: страдающая анорексией девушка восстает открыто и торжествующе против требования принять женскую идентичность, но не находит ничего для себя и остается в состоянии «идентификации вопреки». Также и открытое самоповреждение подростков имеет бунтарский характер, оно шокирует и вызывает антипатию и агрессию. При других инсценировках тела человек, по всей видимости, подчиняется нормам: страдающая булимией девушка, как правило, имеет нормальный вес, из-за которого она втайне отыгрывает, и хотя ее «с позволения общества» рвет себе под ноги, все же она бессознательно агрессивно устанавливает границы. Также и потребительница «косметической хирургии» будто бы подчиняется коллективным представлениям об идеале, но ее несчастье не в том, что ее тело им не соответствует, — оно скрыто за этим и находится гораздо глубже, и девушка только использует идеалы, соответствия которым она требует от тела. В патологическом агировании нет никакого развития, как и при наркомании: необходимо постоянное повторение, так как амбивалентность и зависимость не преодолеваются, и развитие идентичности останавливается. Связанная с агированием боль символизирует не боль отделения (как в ритуалах «примитивных народов»), а неразрешимое напряжение между стремлением к автономии и желанием зависимости. Здесь увечья — это не сепарация, а отчаянная попытка самоопределения.
Возможно, в нашем все менее ритуализированном обществе идеалы тела заняли место ритуалов: это фитнес, солярий, пробежки, марафоны, все новые экстремальные виды спорта, бодибилдинг, активный отдых, само собой разумеющаяся сексуальная жизнь в любое время, при необходимости — с помощью медикаментов. Этот постоянный поиск идентичности, неизменная необходимость что-то предпринимать, чтобы развить чувство собственного «Я», кажется нам печальной, и мы постоянно ищем жестких правил и связей. Утрата правил и ритуалов, четкой принадлежности к группе и религии заставляет изобретать суррогатные ритуалы, чтобы компенсировать дефицит идентичности, будь то на патологическом или непатологическом индивидуальном уровне или же в развитии всего общества. Непоколебимая и прочная связь, которая задается в коллективных ритуалах и обеспечивает людям идентичность и уверенность в групповой принадлежности во время перемен, тем не менее, имеет свою цену. Если поразмыслить, с какой непостижимой болью связаны многие ритуалы инициации «примитивных народов», можно задаться вопросом: «Почему люди так с собой поступают?». Однозначного ответа на него нет. Похоже, человек постоянно должен символически овладевать в своем теле природой, в более-менее деструктивной или же безобидной форме, как будто причиняемая себе боль — это цена за уход человека от полной детерминированности природой.