— Время уже позднее, — продолжила Гижицкая. — А я, кажется, уже слишком пьяна, чтобы садиться за руль… Могу ли я попросить вас… проводить меня домой?
Обычная тишина в зале заведения сменилась гробовой. Десятка пар глаз устремились на меня. И каждый здесь наверняка без раздумий отдал бы годовое жалование и пару пальцев на левой руке, чтобы оказаться на моем месте.
И я вдруг с отчетливой ясностью понял, что если откажусь, то буду выглядеть в глазах однокашников не только человеком с дурными манерами, трусом и болваном, но и трусливым болваном с дурными манерами, упустившим шанс, который простым смертным редко выпадает хотя бы раз в жизни.
Вот так графиня.
— Оставь ключи. — Богдан вдруг магическим образом оказался подле меня. — С машиной разберемся… как-нибудь.
Вот именно, что как-нибудь… Но в самом-то деле — не отказывать же даме в любезности.
Даже если она самая вредная и хитрая вертихвостка во всей Империи!
— Как вам будет угодно, графиня. — Я поднялся из-за стола. — Вы желаете идти сейчас, или…
— Сейчас, непременно сейчас, князь. — Гижицкая отодвинула стул, встала и крутанула на пальце брелок с ключами от “Астон Мартина”. — Сядете за руль? Надеюсь, вы сможете… не слишком спешить?
От последних слов графини тишина в зале сгустилась настолько что ее, пожалуй, можно было бы резать штыком от трехлинейки. Я краем глаза увидел, как Богдан обеими руками зажимает себе рот, чтобы хоть как-то удержать рвущийся наружу комментарий.
Спасибо, Богдан.
Я счел за благо отмолчаться и просто направился к Гижицкой, чтобы сопроводить ее к выходу. Когда я открыл перед ней дверь, графиня обернулась, изобразила легкий поклон и проговорила:
— Доброй ночи, милостивые судари… Было приятно разделить с вами праздник.
В ответ ей раздались нестройные выкрики, о содержании которых мне не хотелось даже думать. Не дожидаясь, пока завершится обмен любезностями, я взял Гижицкую под локоть и настойчиво потянул к машине. Она не сопротивлялась — скорее наоборот, с явной охотой оперлась на меня. Шагала графиня не слишком твердо — то ли сказывался хмель, то ли усталость после гонки…
То ли ей зачем-то оказалось нужно изображать беспомощность, чтобы иметь уважительный повод буквально повиснуть на мне, прижимаясь боком. На улице было холодно, но тело Гижицкой — теплым, почти горячим под тонкой тканью платью.
— Князь… — графиня, не сбавляя шага, пристроила голову мне на плечо. — Чудесная ночь, разве не так?
— Не могу поспорить.
Я осторожно отстранился и открыл для Гижицкой дверцу “Астон Мартина”. Не с первой попытки — во весь правый бок авто проходила глубокая замятая царапина от столкновения с “Мустангом”, и механизм работал нехотя. Ее сиятельство плюхнулась на пассажирское сиденье, каким-то чудом при этом не растеряв и крупицы изящества — и тут же принялась стаскивать с себя туфли.