Я промолчал.
— Военная служба в славном Владимирском училище нелегка. Не смею даже надеяться, что на весеннем построение перед отъездом в летний лагерь увижу всех, кто присутствует здесь сейчас. Двое из десяти юнкеров покинут нас еще до Нового года. Так всегда было — и так будет. Слабые не задерживаются. Но те, кто останется — станут друг для друга новой семьей. — Ротный сложил на груди могучие ручищи. — А я, лейб-гвардии штабс-капитан Симонов Валерий Павлович, с сегодняшнего дня и на ближайшие три года стану вашей мамой и папой.
— Но сиська у меня одна, — негромко прокомментировали справа. — Так что будете… употреблять по очереди.
По сравнению с выверенным — а потому сомнительным — юмором ротного выступление соседа показалось чуть ли не блестящим экспромтом. И я не выдержал — и заржал. Не то, чтобы действительно громко, но…
— Господин юнкер, я сказал что-то смешное? — рявкнул ротный.
Ну вот, приплыли. В первый же день…
Я уже приготовился было ответить — осторожно, тихо, вложив в голос как можно больше искреннего раскаяния… Но сосед по строю — тот самый шутник — вдруг меня опередил.
— Никак нет! — заорал он, вытягиваясь по струнке. — Виноват, ваше высокоблагородие!
— Выйти из строя, — проворчал ротный уже без особой злобы — видимо, впечатлился юнкерской лихостью. — Кто таков будешь?
По шагистике нас гоняли знатно — но все же не настолько, чтобы новоиспеченные первогодки выполняли неожиданные и нестандартные команды без проволочек. Парни спереди замешкались, так что моему незадачливому соседу пришлось вопреки уставу протискиваться между ними чуть ли не боком.
— Юнкер Бецкий, ваше высокоблагородие, — заголосил он. — Богдан Васильевич. Выпускник Одесского кадетского корпуса!
Как ни странно, почему-то казалось, что все происходящее доставляет парню искреннее удовольствие. Перед тем, как встать перед похожим на грозовую тучу ротным, он каким-то немыслимым образом умудрился на мгновение оглянуться и хитро подмигнуть мне.
Будто хотел сказать — погляди, что сейчас будет.
— Бецкий, значит… — Ротный задумчиво оглядел тощую фигуру в юнкерской форме с головы до ног. — Фамилия у тебя больно странная… И Дар имеется.
— Так точно, ваше высокоблагородие! Имеется.
— А сам чьих будешь?
— Так я… этот, как ваше высокоблагородие сказать изволили. — Бецкий пожал плечами. — Кухаркин сын.
На мгновение оба смокли. И просто смотрели друг на друга — будто то ли обменивались мыслями, то ли еще что-то. Казалось, между ними происходит какой-то диалог, о содержании которого все остальные могли только догадываться.