— Насколько и в чем вымышленный герой совпадает с вами? А в чем он на вас не похож?
— Жора Полуяков — это тридцатилетний Юра Поляков, увиденный глазами шестидесятитрехлетнего Юрия Полякова, поседевшего и, смею думать, поумневшего. А поскольку я всегда относился к себе достаточно критично, то и мой герой далек от идеала. Во всяком случае, ничего такого в его поведении, что может вызвать сегодня моральное осуждение, я от читателя не утаиваю. А отличается он от меня прежде всего тем, что я живой пока еще человек, а он с самого начала художественный образ, и, надеюсь, проживет подольше, чем я.
— В основе книги лежит реальная история, связанная с исключением Владимира Солоухина из Союза писателей и партии. Почему эта история показалась вам так важна сегодня, что вы отдали три года работе над ней? Кстати, а почему и зачем Солоухин у вас стал Ковригиным? Тут же невозможно избежать сравнений с Довлатовым, у которого в «Филиале» под Ковригиным «зашифрован» Коржавин.
— Во-первых, из Союза писателей Солоухина исключать не собирались, только — из партии. Во-вторых, сегодня идет процесс откровенного переписывание истории советской литературы, когда творчеством, а также политическими акциями дюжины диссидентов и маргиналов, в основном западников, пытаются исчерпать всю сложность и яркое многообразие отечественной словесности той поры. Третье. Что же касается русского духовного сопротивления, лидером которого был Солоухин, то это направление откровенно замалчивают. Недавно у какого-то литературоведа прочитал про «полузабытого Солоухина». Если он и полузабыт, то ангажированным литературоведением, а не читателями. И мне хотелось рассказать правду о той оболганной эпохе позднего социализма. Что касается фамилии «Ковригин», то она довольно распространенная и частенько использовалась разными писателями задолго до Довлатова, вообще «редкими» фамилиями не утруждавшегося. Добавлю, что «Заповедник» я даже не дочитал, настолько он показался мне никчемным… Однако, я думаю «ник» «Ковригин» деревенщику Владимиру Солоухину подходит больше, нежели очевидному недеревенщику Науму Коржавину, чьи избы «горят и горят». К слову, явно симпатичные вам «определенные культурные круги» демонстративно не заметили недавнее столетие замечательного русского поэта Николая Тряпкина, между прочим, родоначальника отечественного репа. Зато столетие Александра Галича отметили с эпическим размахом. Тенденция, однако…
— Вы подробно и обстоятельно описываете черты и детали быта той эпохи, которая уже давно прошла. Как вы думаете, нужно ли это сегодняшнему читателю? И если да, то зачем?