и сразу же под ним:
«Акт об отречении Императора Николая II и о сложении с себя верховной власти».
Вслед за ним «кричал» следующий заголовок: «Акт об отказе великого князя Михаила Александровича от восприятия верховной власти», и уже не менее пафосно: «Народное правительство».
Тут оказалась напечатана и программа первого общественного кабинета. Керенский стал внимательно вчитываться в ее положения из восьми пунктов, пытаясь понять, что за ними следовало. Программа гласила:
Полная амнистия осуждённых по политическим и религиозным мотивам, в том числе, за терроризм и военные восстания, а также за аграрные преступления.
(Весьма спорное решение, особенно в условиях ведения тяжёлой войны, ну да ладно).
Свобода слова, печати и так далее…
Дальше шла странная оговорка про распространение политических свобод на военнослужащих, допускаемых военно-техническими условиями.
Это что же, есть условия, пошёл на… и с Новым Годом! Нет условий, ну, извини, просим вас в бой, умирать-с! А что за условия? Где они указаны? И кто это будет решать?
Отмена всех сословных, вероисповедальных и национальных ограничений.
Этот пункт был логичен и своевременен.
Подготовка к созыву Учредительного собрания, которое установит форму правления и конституцию страны.
Вот это прямо напрашивалось само собой, и было самым важным пунктом, по его мнению. Но до этого дело так и не дошло, насколько он помнил историю своей страны.
Замена полиции народной милицией, с выборным начальством, подчинённой органам местного самоуправления.
То есть, министр внутренних дел никого не назначал и формально они ему не подчинялись. А тогда возникал вопрос, кто будет защищать министра внутренних дел? Ведь это не его люди, и как они будут ловить преступников, если каждая местная власть будет сама себе Бетховен?
Выборы в органы местного управления на основе общего, тайного и так далее, голосования.
Ну, это очевидное и естественное решение нужного вопроса. Керенский сморщил нос и чихнул. На звук его чихания прибежала из другой комнаты супруга.
— Саша, тебе плохо?
— Нет, нет, Ольга Львовна, всё хорошо. Газетная пыль попала в нос.
— Что ты меня всё время Ольгой Львовной называешь, — обиделась жена «того» Керенского.
— Ну…, - затянул он с ответом, пока думал, что сказать. — Это ушиб, сотрясение головного мозга, дорогая, вот я и стал так разговаривать.
— Да, я уж заметила, что у тебя манера речи изменилась, да и писать стал совсем по-другому. Бедненький! — Она ласково провела мягкой рукой по его лицу. — Надеюсь, это у тебя быстро пройдёт!
— Угу.
Керенский окинул взглядом Ольгу Львовну. Внешние данные неплохие, в общем-то, но хотелось бы лучше. Да ещё и двое детей, абсолютно ему чужих. Александр вздохнул. Семья — это якорь, и этот якорь могут выдернуть чужие руки, чего нельзя было допустить. Это уже социальный статус. Чужие или не чужие, а все знают, что это его жена и его дети, а значит, надо соответствовать и защищать. Лучше всего, при первой возможности, отправить их куда подальше, но чтобы были под контролем и их не перехватили. А куда отправить?