— «Маззат». Попробовала, — подтвердила она. — Да. Была там. На прошлой неделе. Хотела поблагодарить вас по электронной почте. Я заказала кёфте. Вкуснотища.
Кен улыбнулся.
— Я тоже обожаю кёфте. И бамию.
У Кена имелся бесконечный список лучших заведений этнической кухни в городе, торговавших навынос.
— Готова попробовать еще что-нибудь новенькое.
— Замечательно, — сказал он. — У меня есть кое-что для вас, когда вы вернетесь.
— Отлично. Я уверена, что проголодаюсь.
Кстати, она уже заметила одну особенность своей новой жизни в Сан-Франциско: здесь у нее усилился аппетит. В Сиэтле были потрясающие рестораны, но, увы, ей было не до них. Пребывая в вечном стрессе из-за Спенсера и учебы, Анна редко ела вне дома, а еда, которую она выбирала, скорее предназначалась для поддержки организма, а не для удовольствия.
И вот теперь, живя в новом городе, Шварцман частично избавилась от этого тяжкого груза, и ее аппетит улучшился. Для нее было обычным делом второй раз поужинать, поздно вернувшись домой с работы.
Она взяла чемоданчик и, переключив внимание на здание, перешла в рабочий режим. Обвела взглядом холл, пока еще не зная, куда ей нужно идти.
— Понял, — сказал Кен, покачав головой. — Извините. Поднимитесь на лифте на четвертый этаж. Там действительно чисто. Никакой крови.
— Спасибо, Кен, — сказала Шварцман и с чемоданчиком в руке шагнула в фойе.
Здание, вероятно, было построено в 1940-х годах. Узкий вход, крупная мраморная плитка популярного тогда цвета розовой лососины. Пройдя мимо женщины в пижаме, она вошла в пустой лифт как раз в тот момент, когда двери закрывались. Трясясь и содрогаясь, лифт поплыл вверх.
Но Шварцман все равно нравилось ехать в нем. Она не любила ходить по лестницам, особенно на выездных случаях.
Квартира жертвы явно была недавно отремонтирована. Повсюду дорогой паркет с широкой доской. Стены оштукатурены под бетон, в котором она узнала «американскую глину». Цвет «зеленый шалфей». На двух самых больших стенах висели две огромные масляные картины. На обеих сцены из сельской жизни. На одной — река и мельница, на другой — старый амбар. Стильный диван из шенилла с шелковыми декоративными подушками в цветочный орнамент.
Несмотря на декор, квартира производила жутковатое впечатление. В комнате было слишком светло. Слишком упорядоченно. На столе фотографии в рамках, расставленные под идеальным углом друг к другу. Ничего лишнего. Кто-то обожал порядок во всем.
Или хотел, чтобы сложилось именно такое впечатление.
Первой ее версией было домашнее убийство. Считалось, что их совершают алкоголики и наркоманы, но идеальный дом был таким же явным признаком дисфункции, как и тот, в котором царил бардак. Под внешней иллюзией совершенства нередко прячется нечто уродливое.