Бреслау, суббота 19 апреля 1924 года, перед восемью вечера
— Мы его примем, братья? Вы действительно этого хотите?
Президент масонской ложи «Лессинг», доктор Альберт Левковиц, резко встал и стал обходить стол. Когда он пересекал быстрыми шагами большой обитый деревом президентский кабинет, позвякивала цепь на его шее и колебалась бахрома у его фартука с изображением мастерка и циркуля. Заданный вопрос еще висел над столом, за которым сидели двое мужчин. Доктор Левковиц вдруг остановился перед большим окном, крайние стекла которого были зелеными. Зелень, везде зелень, цвет надежды. Даже в фамилии владельца фирмы по ту сторону Агнесштрассе — «Грюнфельд и Ко. Производство дверок для печей». Название этой фирмы, а точнее ассоциации, которые вызывали слова на вывеске, всегда успокаивали его и хорошо были ему знакомы. Разве человеку нужно больше для счастья, думал он, чем видеть зеленые поля и отдыхать в тепле печки?
— Вы не знаете, кто он? Ведь он алкоголик и убийца, — Левковиц говорил уже гораздо спокойнее. — Да, он убил законченного негодяя, но однако, это скорее предопределяет его в качестве главаря какой-нибудь банды, где важны сила и дерзость, чем моральное достоинство. А ведь именно этим должны отличаться члены нашей ложи!
Наступила тишина. Один из мужчин, сидящих за столом, потянулся за сифоном и плеснул в стакан большую порцию содовой воды. Он глотнул шипящей жидкости, а несколько капель упали на его белоснежный торс. Он тихо хрюкнул, что означало, что он хочет взять слово. Ему не нужно было этого делать. В самом трехглавом руководстве ложи «Лессинг» все говорили по имени и не использовались никакие иерархические правила относительно высказываний. Не нужно было просить слова особенно тому человеку, чье генеалогическое древо имело корни, уходящие на десять веков назад, и чьи предки сражались с сарацинами. Но именно за эту деликатность и за то хорошее воспитание доктор Левковиц больше всего ценил барона Оливера фон дер Мальтена. Он кивнул головой, давая ему слово.
— У всех нас есть какие — то недостатки и слабости, Альберт, — спокойно сказал барон, — а называть слабости Мока «алкоголизмом» — это, уверяю вас, грубое преувеличение. Я знаю его почти двадцать лет. Мы вместе изучали древние языки и философию. Наши научные пути разошлись. Меня интересовали предсократские философы, его — вопросы лингвистические и метрические. Я предпочитал сидеть над только что изданным эпохальным произведением Дильса, он — над стихами Плавта, которые резал на части карандашом острым, как скальпель. Мы дружили и оба были в корпорации «Силезия». У нас была большая страсть к фехтованию. Мы вместе выпили цистерны пива. Действительно, иногда алкоголь господствовал над Моком. Когда это повторялось, он мог навязать себе режим воздержания и воздерживаться от алкоголя долгое время. Год, полгода… Неужели человек, который часто побеждает себя, является наркоманом?