— Чуть не убил ее. — Пидгирный смотрел Попельскому в глаза. — Чуть не отбил ей легкие. Я изменил мнение. Место Ирода и его сыночка в Пелтве, а не в «Бригидках».
— Почему вы не рассказали обо всем этом во время совещания в Зубика? — Попельский сунул в зубы сигарету, но не закурил ее.
— Я познакомился с пани Марковской год назад. — Пидгирный приблизил свое лицо к лицу Попельского, и на того пахнуло никотиновыми дыханием. — Она была в отчаянии. Ее жестоко избил муж, уважаемый конструктор, состоятельный инженер, отец двух красивых и умных детей. Таких, которые никогда не опозорят своего отца, владельца дачи в Брюховичах, замечательного велосипедиста в прошлом. Настоящего спортсмена. Не посрамят его, а знаете ли вы, почему?
— Не знаю.
— Потому что он скорее убьет их, чем допустит до того, чтобы они опорочили его благородное имя. У этого замечательного человека есть один недостаток. Он легко разъяряется, а это чаще всего случается тогда, когда его жена обменяется хотя бы одним невинным взглядом с другим мужчиной. Тогда он хватается за ремень. Знаете, во что может превратить ее белое, нежное тело тяжелая пряжка военного ремня? Что это может изорвать в клочья кожу и ткани? Что эта женщина может пережить сначала боль вследствие избиения, а потом боль от извращения?
Попельский вспомнил, какие взгляды он сам бросал на пани Марковскую во время детской забавы. Заметил это возбуждение ее муж? Или он сжимал в руках военный ремень?
— Избитая женщина требовала от меня проведения экспертизы, чтобы начать процедуру развода, — продолжал Пидгирный. — Я выполнил ее просьбу, но инженер умолил жену простить его. Сегодня утром она попросила меня скрыть события понедельничной ночи.
— Почему?
— Потому что сын Ирода изнасиловал ее, — прошептал доктор. — Хотя насильник не смог получить удовольствие. А инженер, если бы узнал об этом всем, забил бы ее насмерть своим ремнем. Теперь вы понимаете, пан комиссар, почему я не мог рассказать об этом Зубику?
Пидгирный поднялся и протянул Попельскому руку.
— А сейчас нам пора действовать. Должны сделать то, на что Зубик никогда бы не согласился. Надо устроить ловушку на Ирода. Мы должны поймать его на какого-то ребенка, как на приманку. Мы должны, — тут он перевел дыхание и отчетливо произнес, — выставить как приманку вашего внука.
Попельскому показалось, что звуковая волна, которая несла эти слова, натолкнулась на какое-то препятствие и разбилась на меньшие волны, которые были клубками слогов. Эти слоги звенели в ушах, разрастались и сливались в какие-то гибридные формы. Из них формировались звуковые комплексы, которые ничего не означали, низлагаясь на гудение шершней.