Как раз у этот прекрасный солнечный день подавали бекон в заводских ларьках Pafawagu, и Зигмунт Рамьян нескольких часов постоянно о нем думал. Когда колокол возвестил перекур, сварщик стоял вместе с коллегами в длинной очереди и заглушал голод никотином, сжимая в руке судок и с некоторым опасением поглядывая на котел, из которого выделяли на талоны восхитительно пахнущий деликатес. В конце концов, получил четвертинку чистой водки, булку и бекон. С диким аппетитом принялся за еду. Проглотив несколько кусков, увидел двух мужчин в плащах и в шляпах, которые, предваряемые заводским охранником, направлялись, по-видимому, в его сторону. Это за мной убовцы, — подумал он, — это из-за левой толи, которую я купил на крышу дома.
Глядя на них, напихал себе беконом рот и желудок. На запас.
Рамьян был прав и одновременно не прав. Да, убовцы пришли его арестовать. Но вовсе не из-за толи.
* * *
В ресторане «Под единицей» подавали лучшие во Вроцлаве фляки. Чеслав Муха как раз это блюдо особенно понравится. Этот высокий и крепко сложенный пожарный из ближайшей пожарной комендатуры на Олбинской закончил двадцатичетырехчасовое дежурство, во время которого несколько раз выезжал на пожары. Больше всего раздражали его пожары подвальные, начинаемые пьяницами и мародерами. Эти люди, опьяневшие от самогона, бросали непотушенные окурки где попало с проклятием на устах: «А черт подери эту швабскую заразу!» Называли так все имущество посленемецкое, в том числе дома и особняки, хоть и не жил там уже ни один немец. Эти люди были проклятием пожарных, как и крысы, которые, спасаясь ордами от дыма, бросались на сотрудников в панике и многих из них болезненно покусали.
Чеслав Муха такие эмоциональные моменты переживал у тарелки львовских фляков или у котлетного фарша со свеклой для тепла. В таких вкусных блюдах никогда тет не было недостатка, потому что — как утверждали некоторые — шеф ресторана имел хорошие товарищеские контакты с руководителями закупа живой свинины или — как хотели сплетники — имел очень высокие связи, а к его хорошим знакомым принадлежал сам Йозеф Цыранкевич.
Пана Чеслава Муху, которая вступал «Под Единицу», как в огонь, и никогда тут слишком не засиживался, не интересовали ни происхождение еды, ни общество, заполняющее ресторан.
Если бы этим злосчастным днем больше заинтересовался завсегдатаями заведения, быть может избежал бы их твердых кулаков; если бы обратил пристальное внимание на кельнера, быть может, заметил бы, как обменивается он многозначительными взглядами с хмурыми типами с внешностью головорезов; если бы не съел сегодня двойной порции фляков, быть может, был бы менее тяжелым и защитил бы себя от нападавших, которые атаковали его после выхода из ресторана и засунули на двухколесную тележку.