Итак, два дня Пескоходец охотился так, как это было у людей холмов в обычае: все замечал, все подбирал, вынюхал гнездо мышиной совы и поживился ее детьми, будто креветками, раскусил накопленные семена, выдавливая из них сладковатую сердцевинку; кожа его покрылась мурашками и стала цвета пыли и холодного камня, растрепанные волосы разрушили четкую красоту очертаний головы, и он стал неслышим, как туман, что подбирается к высоким землям и незаметен, пока не коснется щеки – а тогда уж ослепляет.
За час до того, как спустилась тьма второго дня, он пересек тропу клещевого оленя – маленького безрогого копытного, которое находит себе пропитание, слизывая с камней коричневых кровососущих насекомых, что, привлеченные цокотом его копытец, выползают из глубоких щелей у источников вод. Он шел по тропе, пока восходила и становилась царицей небосклона планета-сестра, и все еще следовал по оленьей дороге, когда синие континенты соседнего мира наполовину утянулись за высочайшую из курящихся гор запада. Потом он услышал торжественную песню – ее Дети Тени поют, когда им выпадает такая большая добыча, что ее хватит прокормить все рты, – и понял, что пропал.
В великое старое время видений, когда Бог был властителем людей, люди безбоязненно ходили меж Детьми Тени по ночам, а те, в свою очередь, без страха разделяли с ними день. Но Долгий Сон отдал свои годы реке в далеком прошлом, уплыл к заболоченным лужкам и умер там. Однако, думал Пескоходец, великий охотник (а так как, даже не выйдя из детского возраста, он получил – с молоком впитал – дар, позволявший настоящему мужчине смотреть глазами, что ему не принадлежат, и смеяться увиденному, он сказал так: «великий и очень голодный охотник») может попытаться вновь ступить на старые пути. Разумеется, всему хозяин единственно Господь. Пока солнце спит, Дети Тени могут убивать не разбирая левой и правой руками, но какими придурками они выкажут себя, попытавшись убить его, коли Господу это неугодно, будь то днем или ночью.
Он шагал молча, но держась прямо и гордо, пока синий свет планеты-сестры не высветил место, где клещевого оленя окружили, подобные слетевшимся на пролитую кровь летучим мышам, Дети Тени. Задолго до того, как он подошел близко, их головы повернулись на высоких шеях – совершенно свободно, как головы сов.
– Доброго вам утра в месте обильной пищи, – вежливо сказал Пескоходец.
Пять шагов он прошел в тишине, потом разомкнулись уста, не принадлежавшие человеку, и ответили:
– И правда, пища обильна.
В месте ночлега женщины, желая припугнуть детей, которые заигрались так допоздна, что тени стали длинней их самих, говорили, будто зубы Детей Тени источают отраву. Пескоходец не верил в подобный вздор, но слова эти ему живо припомнились, как только заговорил другой. Он понимал, что «обильной пищей» никак не может быть клещевой олень, но сказал: