18 июля на церемонии открытия конференции Эйзенхауэр читал приветственную речь. Позиция его при этом оказалась крайне жесткой. Первым вопросом он поставил обсуждение «проблемы объединения Германии и образования общегерманского правительства путем свободных выборов». Он также настаивал, что Германия должна стать полноправным партнером НАТО. Затем Эйзенхауэр поднял проблему «международного коммунизма и организации революций в мире» и потребовал обсуждения этих вопросов, зная, что СССР не даст достойного ответа ни по одному вопросу.
Когда подошла ее очередь, советская сторона представила план обеспечения коллективной безопасности в Европе. План делился на две части. В первой говорилось о заключении многостороннего договора с ГДР и ФРГ. Главной идеей было принятие обязательств полного отказа от применения силы в решении международных споров. Во второй части предусматривалось формирование системы гарантированных обязательств по обеспечению военно-политической безопасности для всех европейских стран. Союз предлагал постепенно распустить военные блоки, имеющиеся в Европе.
Предложения Москвы не приняли. Эйзенхауэр видел, как сильно разочарованы представители СССР. Он ждал, когда придет время выложить свой план, и очень надеялся, что его подобное разочарование не постигнет. Три дня шли выступления, баталии и споры, три дня обстановка то накалялась, то затухала. И вот наступило 21 июля, день, когда Эйзенхауэру предстояло выступать во Дворце наций. Он вышел на трибуну, чтобы произнести речь на тему разоружения. Пару-тройку предложений сказал по общим вопросам, затем перешел к исполнению своего плана.
– Я, как представитель американского народа, ищу путь, нечто такое, что бы позволило всем убедиться в искренности Соединенных Штатов. И чтобы это помогло нам найти подход к проблеме разоружения. – Сейчас он смотрел только на представителей советской делегации. Он обращался прежде всего к ним. – И в этом свете я предлагаю нечто совершенно новое, кардинальное, но от этого еще более привлекательное. Я предлагаю, чтобы каждая сторона дала другой подробную схему своих военных объектов, а затем мы создадим внутри наших стран условия для проведения аэрофотосъемок другой стороной. Я предлагаю ввести проект «Открытое небо».
Не успел Эйзенхауэр закончить фразу, как за окнами раздался ужасный раскат грома, лампочки в зале заседаний Дворца наций моргнули и потухли. По залу пробежал не то вздох, не то стон. Затем свет включился. Эйзенхауэр продолжал стоять на трибуне. Слегка ошарашенный, растерянный, он пытался взять себя в руки. Когда ему это удалось, он с улыбкой произнес фразу, которую впоследствии разнесут по всем СМИ: