Улыбка увяла, взгляд помрачнел.
– Где-то через полчаса пришли мои приятели. Мы болтали, а Мария погналась за бабочкой и забежала в переулок. Я побежал за ней. Завернул в переулок, а там… там был какой-то тип. Он держал Марию, и у него был большой нож… – Эван снова судорожно вздохнул. – Я хотел ее спасти, но не спас. Тот тип убежал с ней… и больше мы ее не видели.
Не в силах выносить его страдания, Аннелиза встала. Взяла его за руки, подвела к дивану, усадила рядом с собой.
– Боже мой, Эван! Почему ты никогда мне об этом не рассказывал?
Он посмотрел на нее в упор и отвернулся.
– Не очень приятно признаваться: я виноват в том, что мою сестренку похитили! Не очень-то приятно рассказывать о таком любимой женщине.
– Эван, ты был маленьким. Ты не должен был взваливать на себя такую ответственность!
– Но я отвечал за нее… и не уберег. Я не должен был отходить от нее, чтобы поболтать с друзьями.
– А что полиция?
– Полиция! – Он невесело усмехнулся. – В переулке ничего не нашли – никаких улик, никаких следов, которые вели бы к ней. У них было только мое описание примет преступника, но не слишком конкретное. Я видел высокого белого мужчину с темно-русыми волосами.
– Значит, его не нашли?
Он покачал головой.
– Мама считает, что они отнеслись к расследованию спустя рукава, потому что речь шла о бедной латиноамериканской семье…
– Очень надеюсь, что дело не в этом, – ответила она, ужаснувшись его словам.
– А мне всегда казалось, что именно в этом. Оттого я и пошел служить в правоохранительные органы. – Он глубоко вздохнул. – Я не переставал искать Марию. По сей день надеюсь ее разыскать.
– Эван, прости. Я очень сочувствую твоему горю! – тихо сказала она.
Аннелиза посмотрела на него, их взгляды встретились. Его лицо оказалось так близко. Он наклонился, и у нее от предчувствия перехватило дыхание.
Он почти коснулся ее губами, но вдруг резко выпрямился и встал.
– Должен переговорить кое с кем.
Ночь тянулась медленно. Эван много разговаривал по телефону, а когда не говорил, был тихим и замкнутым. Аннелиза подозревала, что воспоминания, которыми он с ней поделился, по-прежнему крепко держали его за горло.
Ей хотелось обнять Эвана и утешить его, избавить от чувства вины – теперь она понимала, что он испытывает его с самого детства. Вместе с тем она догадывалась, что сейчас не нужна ему. Ему нужно другое: чтобы дело завершилось благополучно.
Эван поудобнее развалился в кресле и потянулся, подняв руки над головой. Начало седьмого… Он покосился на Аннелизу, спавшую на диване.
Он рассказал ей о Марии, и рассказ дался ему очень трудно. Почти всю жизнь он старался не углубляться в те болезненные воспоминания.