Зазвонил телефон. Кремер снял трубку, минуту слушал доклад, отдал распоряжения, после чего, повесив трубку на аппарат, встал.
– Они на месте, – объявил он. – Оба. Поехали. – Он невесело на нас посмотрел. – Займитесь ею, Вулф. Я не желаю ее видеть, пока в том не будет нужды.
Беда заключалась в том, что я не мог до конца насладиться происходящим.
Дом благодаря моим стараниям вновь приобрел первозданный вид. Фриц прибрал в кабинете и вытер пыль. Вулф снова восседал за своим столом, устроившись в кресле, сделанном специально для него на заказ. Перед ним стояла бутылка пива. Из кухни доносился едва слышный шум: там трудился Фриц. Меньше чем за двое суток я вернул все на круги своя. Однако насладиться победой я не мог. Во-первых, из-за Энн Амори. Я отправился к ней, мечтая о том, что вытащу ее из передряги, а заодно привлеку к этому делу Вулфа. Ну вот, вытащил. Больше она никогда ни в какую передрягу не попадет.
Во-вторых, мне не давали покоя мысли о Лили Роуэн. Даже не углубляясь в анализ чувств, что я испытывал к ней, я не видел ничего особо радостного в том, что из-за меня ей светит смертный приговор и прогулка летним вечером по коридору, ведущему в комнату со стулом, на который люди садятся в первый и последний раз в своей жизни. С другой стороны, если она действительно совершила это убийство то ли потому, что у нее в какой-то момент что-то перемкнуло в голове, то ли по какой-либо другой причине, я не имел ничего против смертного приговора. Более того, я хотел, чтобы Лили казнили за содеянное. Одним словом, из-за всех этих спутанных чувств при виде прибранного кабинета и Вулфа за своим рабочим местом я не мог до конца насладиться своей победой.
Я ошибся, предположив, что Вулф станет допрашивать наших гостей по отдельности. Шеф пригласил сразу обоих. Я, вооружившись блокнотом, сел за свой стол. Рой Дуглас устроился справа от меня, лицом к Вулфу, тогда как Лили обосновалась в красном кожаном кресле рядом со столом шефа. Дверь в гостиную была открыта. Там за углом, так чтобы их нельзя было увидеть из кабинета, расположились Кремер со Стеббинсом. Ни Лили, ни Рой не знали, что в гостиной у нас сидят полицейские. Помимо роящихся в голове мыслей, мне не давало покоя поведение Лили и выражение ее лица. Меня беспокоило то, как именно она разговаривала со мной и с Вулфом. Уголок ее рта слегка кривился. Кривился чуть-чуть, едва заметно. У меня ушел год, чтобы понять: такое происходит с Лили, когда она крупно блефует, играя против четырех пик с шестеркой треф на руках. В такие моменты она держалась настолько уверенно, что я сам не замечал, как терялся и пасовал. Даже когда я знал об этой особенности Лили, мне приходилось проявлять крайнюю осторожность, чтобы не остаться с носом.