И вновь Ивана терзала мысль, что если он не выслужиться сейчас как-нибудь, не покажет свою покорность, то все пропало - и Марья, и Сашка, и Ирочка... Хотя он и чувствовал уже, что прежнего не возвратить, что лег между той светлой рощей в котором говорил он ей впервые о любви и этим страшным днем непреодолимый ров заполненный телами привезенных им детей и женщин, он все же надеялся еще, что может хоть для своей семьи сделать что-то хорошее. Хоть для них он должен как-то выслужиться перед этими, каждому из которых жаждал он перегрызть глотку. Он не мог выслуживаться его воротило от одного взгляда на них, и он знал, что если он откроет рот, то вместо слов полетят из него плевки.
Офицер тоже смотрел на него с презрением, как на падаль - ясно было, что если бы не был Иван шофером, то пристрелил бы он его на месте, как белого пса, как ту девочку... Ясно было и то, что он так и сделает, как только привезет их Иван обратно в город...
И вновь перед ним поднялся из под земли Свирид и, распадаясь на части, заверещал стремительно:
"- Ну что же ты Иван стоишь?! Если так и будешь стоять так и пройдет все напрасно... Вспомни-ка Ирочку свою, помнишь как она ночью к тебе подходила и говорила, что нет и не может быть войны на земле! Ну, помнишь как она тебе говорила, что все это лишь сон кошмарный?! А помнишь ты, как при этом месяц в окно светил, какой сад чудесный был, и канонада смолкла, и ты, глядя на Ирочку, решил, что всего этого действительно не может быть. Ну так вот, Иван, если не выслужишься ты сейчас, то угонят ее в концлагерь - и сына, и жену твою угонят. Гнить они там будут заживо - ну разве ты не знаешь, как в лагерях издеваются? А потом их в печке сожгут - вот и думай теперь Иван, что тебе делать: кусаться ли, плеваться, или выслужиться все-таки, чтобы их спасти!"
Вновь затрещали пулеметы и крики умирающих поглотились в шипящих порывах вновь налетевшего пьяного марша.
Еще не все были убиты: кого-то добивали прикладами, когда подъехал третий грузовик и офицер, прихрамывая на прокушенную Иваном ногу, зашагал к нему.
Из грузовика вновь стали выгружать измученных, перепуганных, по большей части плачущих и стонущих людей. Здесь были все: и дети, и женщины, и несколько мужчин, и старики, и старухи.
Солдат явно не хватало. И вот Иван увидел как какая-то старушка, сгорбившись, скособочившись и едва заметно вздрагивая отшатнулась куда-то в сторону и стала пробираться к высокой, колышущейся за дорогой пшенице.
И вновь Иван слышал этот настырный голос, бьющийся в его голове: "Вот он твой шанс: что же ты стоишь? Видишь эту старуху, ей жить то осталось от силы год, а то, может, и через неделю помрет... да нет - она перенервничала, вон как дрожит вся - прямо на этом поле и помрет - отползет немного в пшенице и помрет. Да, точно, так и будет. Так значит надо показать, что я готов служить, чтобы семью то свою спасти... Ну вот, стало быть, надо эту старуху задержать, она ведь все равно уже мертвая...