– Мотор! – крикнул Моррис.
Я коснулась пером бумаги, и на лист вытекла жирная чёрная клякса. Я постаралась сделать вид, будто ничего не заметила, и начала водить ручкой по бумаге, всё ещё не определившись, о чём писать. За неимением лучших вариантов я вывела свой адрес. А за ним адрес Бесс, а потом Джордж … Всё это время я думала только о направленной на меня камере. И обо всех, кто стоял рядом со сценой – человек пятнадцать, не меньше. Все смотрели на меня и только на меня.
Я записала адрес Джефри Олмана. Он как-то сам собой возник у меня в голове, хотя я вовсе о нём не думала.
Наверное, мысли о загадочном пожаре ждали своего часа на задворках сознания. Может, пора дать им волю и составить список возможных мотивов преступника? Правда, глупо о таком писать в дневнике Эстер.
Вокруг меня стояла полнейшая тишина, и от этого тревога всё усиливалась. Я слышала только скрип пера по бумаге. Дыхание участилось. Сейчас на сцене не было братьев Альварез, которые могли бы меня отвлечь. Рука дрогнула, и на листе появилась очередная чернильная клякса.
– И … снято, – сказал Моррис.
Я отложила ручку и встревоженно взглянула на него.
– Ты молодец, Нэнси, – неуверенно произнёс он. – Но в следующем дубле постарайся думать о том, что я сказал: тебе всего четырнадцать, и братья пока не заставляют тебя переживать.
– Хорошо, – пообещала я, всё ещё не понимая, зачем мне это нужно. Третий дубль получился хуже предыдущего. Я сидела как на иголках. Руки у меня двигались неестественно, какими-то рывками. Я волновалась, не сижу ли сгорбившись, прямая ли у меня спина. Тогда я сосредоточилась на том, чтобы её выпрямить.
Моррис снова крикнул «Снято!», подошёл ко мне и сел рядом. Я поморщилась, готовая к возмущённой речи о том, какая из меня никчёмная актриса.
– Тебе надо расслабиться, Нэнси, – ласково сказал он. – Ты слишком скованная. В чём дело?
– Я чувствую себя глупо, когда просто сижу и пишу, – призналась я.
Моррис улыбнулся.
– Может, в этом и загвоздка? Надо не просто сидеть и писать.
Ой. Я что-то упустила? Забыла какие-то указания? Щёки у меня залились краской.
– А что ещё надо делать?
– Думать, – ответил он. – Эстер Рэкхем вряд ли чувствовала себя глупо, когда записывала свои мысли в дневник, согласна?
– Разумеется.
– Так почему с тобой всё иначе?
Я задумалась.
– Ну, за ней никто не наблюдал. Её не снимали на камеру.
– Но если ты хочешь изобразить Эстер, надо думать как она, – подсказал Моррис. – Ты знаешь, что тебя снимают, а вот Эстер – нет. Она спокойно пишет о своей жизни.
– Да, наверное, но я же не она. Как мне забыть о камере?