- Что же он такое говорит?.. Что же?.. Алешенька, пожалуйста. Дай, я тоже должна услышать...
Но Алеша не дал ей трубку. Там была тишина, но он знал, что сейчас вот Митя заговорит, и каждое его слово будет как откровение - и он боялся это пропустить, не знал, как можно дальше жить в этом неведении. Мама еще что-то шептала, а за ее спиной, за окном стремительно пролетали зловещие темные тени, что-то там продолжало изменятся. А в трубке - тишина. И в конце концов Алеша не выдержал, взмолился в этот мрак, взмолился неведомо к кому, его же голосом говорящим:
- Так что же это такое?!
- Это пришло... Это пришло... Это пришло...
Сначала Алеше показалось, что - это друг его Митя отвечает, потом же он понял, что это ветер ураганный, темный налетел, что это дом застонал. Но все же, он продолжал спрашивать в трубку:
- Что "Это"?.. Митя, ты же знаешь?.. Ты... Ты, кем бы ты ни был все знаешь! Объясни... Это... Это ядерный взрыв, да?.. Мы начали войну с каким-то государством... И теперь все наполнено радиацией, да? Теперь и все люди, и природа, и вся Земля погибнет, да?..
- Назад нам не вернуться... не вернуться... не вернуться... Никогда уже не вернуться назад...
Жаркие слезы беспрерывно катились по его щекам, от них и без того погруженная в полумрак комната становилось еще более расплывчатой, призрачной. И за окном продолжало сгущаться зловещее, темное. Теперь мать представлялась мертвенной тенью...
И как же отчетливо проступило это воспоминание. Да - это было во сне; во сне он склонился на ее гробом, и, роняя слезы, целовал в холодный, восковой лоб. Сон?.. Неужели это было во сне?.. Все те горькие чувствия настолько отчетливо проходили теперь перед ним, что он заскрежетал зубами. В какое-то мгновенье ему показалось, что он уже прожил жизнь, что сейчас его уже нет, что это вечный сон, о котором он слышал когда-то от бабушки. И вот он выкрикнул в трубку:
- Скажи, я что - уже умер?! И мама моя умерла?! Все-все умерли...
Загудел, задрожал дом, и в этих жутких, ледяных завываниях уже не было никаких слов, в них одновременно слышался и смех, точнее - хохот помешенного, и стенания кого-то бесконечно одинокого, несчастного.
- Что ты говоришь такое? Не пугай меня!.. - вскрикнула мама. - Все мы живы, живы... Живы...
Несколько раз повторяла она это слово "живы", и видно было, что самой ей от этого слова не по себе - словно что-то кощунственное, не имеющего никакого отношения к тому, что происходит на самом деле, выговаривала она. И ей, и Алеше еще более страшно стало, что сейчас, в ответ на эти никчемные слова, придет нечто, что докажет им.