— Не обязательно быть крестьянином, чтобы искать справедливости, — ответил он, а потом снова замолчал, плотно сжав губы, видимо, готовился к мучительной смерти.
— Поиск справедливости, — заметил я, — занятие благородное, но, в большинстве случаев, безрезультатное.
— Пусть так, — с вызовом ответил он, — но иначе я не могу.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Герд, бывший рыцарь, а ныне просто бродяга.
— Расскажи мне, Герд, что заставило вас, тебя и этих мужиков, взяться за оружие? Или вы решили, что можно проживать в королевстве и не платить налоги?
Он набрал в грудь воздуха, некоторое время молчал, потом выдохнул и начал объяснять:
— Никто не отказывался платить налоги королю, но только королю и только установленный налог. В других землях, где есть сеньор, платят половину ему, а вторую королю. Но сеньор заботится о крестьянах, они — источник его богатства. Королевский же посланник никак с этой землёй не связан, ему плевать, что будет после сбора налогов. А потому он за взятки уступает это право другим.
— Ваша область задолжала казне восемьсот флоринов, — напомнил я.
— Это тяжёлый налог, но мы его заплатим, — сказал Герд, — вот только с нас требуют больше, гораздо больше. Откупщик требует всё, что у нас есть. Он даже сумму не назвал. Отнимают последние деньги, а следом вывозят зерно из амбаров, уводят скотину, в том числе и тягловую, а ещё забрали и несобранный урожай, люди теперь не станут его собирать, зачем трудиться, если зерно им уже не принадлежит. Отбирают даже одежду и железные предметы, скоро начнут разбирать наши дома. Он уедет и больше сюда не вернётся, а мы останемся здесь, голодные о раздетые, чтобы умереть в первую зиму.
— Я тебя услышал, Герд, бывший рыцарь, — сказал я, а потом, немного повернувшись к своим, продолжил, — вызовите сюда писца, печатника, барона Энгельберга, купца и ростовщика Готарда, а также моего палача. А ты, Герд, бывший рыцарь, позови сюда ещё нескольких людей, лучше старост или хоть кого-то вменяемого, кто может видеть, запоминать и рассказать остальным. Мне нужно, чтобы они всё запомнили, а потом я их отпущу.
Он никуда не пошёл, просто махнул рукой особым образом и из леса вышли ещё полдюжины человек, на этот раз крестьян, но с оружием. Они приблизились к нам шагов на десять, потом я их остановил.
Все вызванные мной люди, столпились вокруг меня, только палач стоял чуть поодаль, но уже приготовил инструменты для работы, плаху, большую секиру, а на случай повешения имелась пеньковая верёвка с петлёй, которую можно было легко перекинуть через любой сук. Палач, надо сказать, был личностью примечательной. Был он уже немолод, под пятьдесят, небольшого роста, но очень крепкий в ширину, вопреки стереотипам, голову он не прятал под красным колпаком, поэтому можно было прекрасно рассмотреть его выбритый до синевы затылок, и тяжёлое лицо с грубыми чертами, на котором имелись застывшие серые глаза. Звали его Клаус, он происходил из мелких обедневших рыцарей, надела своего не имел, семьи тоже, а потому жил своим ремеслом, делая неблагодарную, но столь нужную в государстве работу. Когда состарится, выделю ему жильё и пенсию, чтобы не пропал. Ну, или пусть молодёжь учит, специалисты такого профиля будут нужны всегда и везде.