Рана (Васякина) - страница 39

Ей было очевидно, что я, как сорная трава, выживу где угодно. Но ее беспомощный мужчина без ее посмертной заботы не обошелся бы. В этом была вся моя мать. Она выбирала мужчин, но не меня. А я завороженно наблюдала за ее выбором и горько, огненно, зло ревновала. Она была моя, но принадлежала не мне, не принадлежала мне и ее тихая загадочная улыбка. Мне оставался только холодный взгляд, скользящий по пространству, смотрящий сквозь меня.

Вечное нарциссическое кружение моего внимания вокруг меня самой есть не что иное, как попытка найти и утвердить себя здесь, в холодной пустой матрице. Из пустого места указать на пустое место, чтобы там все сгустилось хотя бы чуть-чуть. Чтобы я смогла увидеть себя саму и двинуть пальцем. Двинуть пальцем и признать, что это сделала я сама.

Сегодня я ехала в трамвае и видела женщину, отдаленно похожую на маму за пару лет до смерти. Я резко обернулась и пыталась рассмотреть ее из окна. Женщина стояла вполоборота, у нее была такая же прическа, что и у мамы до болезни. Но она была на голову ниже матери. В ней меня зацепила царственная материна осанка и гордо поднятый подбородок. Она могла стоять, поднявши голову и смотря на все немного сверху: на остановке в Усть-Илимске, в магазинной очереди, в ожидании подруги на пересечении улицы Мечтателей и проспекта Мира. Она была королевой, царицей. Ей было не важно, кто она и где живет, кем работает и насколько тяжела ее доля. Она была гордой женщиной, очень сильной и настолько же несчастной. Как и эта женщина у трамвайных путей. Вдруг все внутри меня стиснулось. А потом резко расслабилось. Я почувствовала тепло скорби и нереализованной любви.


Коробка с маминым прахом лежала в грубой джинсовой сумке. Туда же я уложила свои вещи, которые брала в поездку на три дня – их было достаточно, чтобы сделать все похоронные дела.

Я спустилась к остановке и села на маршрутку до Волгограда. Мама отправлялась в большое обратное путешествие. Конечной точкой этого путешествия была наша Сибирь, город Усть-Илимск. Я сидела на заднем сиденье, сумку с вещами и прахом устроила рядом с собой. Я пыталась понять, что сейчас происходит. Я видела Родину-мать, она медленно выныривала из-за сопки и плыла над ней своей каменной грудью. Видела скудный, растянувшийся на несколько десятков километров город, он был серый, больной. Я поглаживала сумку так, как если бы она была переноской с тихим животным. Я хотела передать материному праху тепло, сообщение, любовь, значимость момента. Но это было бестолковое занятие.

Я знала, что S7 перевозит прах с помощью специальной грузовой компании, и приехала в аэропорт раньше, чтобы успеть сдать груз.