- Это - дурдом, - пояснил Павел, и в голосе у него снова зазвучало самоедское удовольствие. - Все шесть этажей под нами - дурдом. И мои там. Ну, скажи, скажи, что ты меня ненавидишь! Ну!
- Я жалею тебя, ты такой же несчастный, как и они.
Павел разжал пальцы на плече Соломеи, оттолкнул ее от себя и лег на матрас, лицом вниз.
22
В замкнутом пространстве лифта, спускаясь на первый этаж, Полуэктов отразился сразу в четырех зеркалах и чувствовал себя так, словно за ним подглядывали. Поворачивался направо, налево, озирался назад и везде видел одно: свое лицо и тревожно бегающие глаза. Глядеть на самого себя не хотелось. Когда лифт замер и дверцы разъехались, Полуэктов выскочил, будто за ним гнались.
Машина Бергова у ступенек муниципалитета, а впереди нее и позади белели два микроавтобуса с красными крестами на лобовых стеклах. Сам Бергов прохаживался по тротуару, не оберегаясь от ветра, и сигарета в его пальцах сорила искрами. Полуэктов дождался, когда он докурит, открыл перед ним дверцу и сам нырнул следом в теплое, уютное нутро машины. Он не знал, куда они и зачем едут, но не расспрашивал, привык, что Бергов заранее ничего не объясняет и не рассказывает.
Ветер к утру стихал. Его порывы и визги теряли силу, он съеживался и нехотя уползал из города, успевая напоследок передернуть с места на место мусор, погреметь бросовой железиной и пошлепать на тумбе наполовину оторванной афишей. В иных местах поблескивали на тротуарах битые стекла, валялись сучья, и неровные сломы их белели обнаженной древесной плотью.
Город медленно, словно с похмелья, приходил в себя.
Яснее виделись в наступающем свете очертания домов, проступала даль улицы, и мелькали по ее краям оранжевые робы твердозаданцев, торопившихся на сборные пункты, где ждали их автобусы, чтобы доставить к проходным за пятнадцать минут до начала смены.
Зашевелился и торговый район. Служащие приводили в порядок витрины, грузовики подвозили со складов товары, открывались двери магазинов, и вот уже кто-то включил, пробуя аппаратуру, громкую музыку. Она послышалась даже здесь, в машине, и отступила, когда завернули за угол, выбираясь на одну из улиц, которая вела на городскую окраину.
Внешне ничто не напоминало о "Вспышке". Микроавтобусы и фургоны исчезли, в подъездах не мелькали белые халаты санитаров. Но что-то незримое пронеслось по городу, и он изменился. Дух подчиненности и послушания чувствовался ощутимей, им, кажется, напоен был даже сырой воздух.
Молча и прямо возвышался на сиденье Бергов. Полуэктов поглядывал сзади на аккуратно причесанный затылок, на кончик тонкой нитки пробора, на длинную, тщательно подбритую шею и ждал разговора. Но время разговора еще не подошло.