Главный врач встретил Полуэктова у входа и сразу повел к себе в кабинет. Стал докладывать:
- К утру количество поступающих больных заметно уменьшилось. Почти девяносто процентов контингента неизлечимо. У многих сильные мучения, начались судороги. Резко возросли просьбы об эвтаназии.
Главный врач достал из сейфа шесть объемистых папок и положил их на стол перед Полуэктовым. Тот безо всякого интереса перевернул несколько листков, на которых типографским способом было отпечатано: "Я, гражданин (фамилия вписывалась от руки), согласно нашему демократическому закону и желая избавиться от мучений, прошу об эвтаназии". Мелькали фамилии. Иванов, Петров, Сидоров... Все просьбы подписывались собственноручно.
- Неизлечимых больных, - продолжал докладывать главный врач, - мы транспортируем в дурдом. В освободившиеся палаты принимаем новых инфецированных. Думаю, что в ближайшее время площади мы разгрузим и еще какое-то количество примем.
- Какое-то количество примем... - повторил Полуэктов. Покачал головой и добавил: - У меня несчастье. Жена заболела вирусом. Направьте к ней санитаров.
- Позвольте... - главный врач засуетился, снял с головы белый колпак и смял его в кулаке. - Ваша жена?
- Да. Моя жена тоже подвержена болезням. Пошлите санитаров.
- Но охрана!
- Охранникам я напишу записку.
24
Железная винтовая лестница обвивалась вокруг бетонного столба и круто уходила вниз - под землю. Виток, виток, еще виток... Ступени глухо вздыхали, отзываясь на шаги. Яркий свет квадратных ламп бил прямо в лицо. Бергов не прищуривался - привык. Ему даже нравилось, что поток света направлен в глаза, а он смотрит на него и не моргает. Узкий поручень, покрытый лаком, холодил ладонь. Наверху, над-головой, оставалась металлическая игла "Свободы". Упиралась тонким острием в серый полог и холодно поблескивала среди мутного дня. Ее крайняя точка и последняя ступенька лестницы всегда соединялись для Бергова в единое целое. Ему виделся особый смысл: из-под земли - наверх, а сверху - под землей. Чем ниже опускался по ступенькам, тем выше взмывало все его существо.
Лестница кончилась, открылся узкий, прямой коридор. В конце коридора белела железная дверь, задраенная наглухо, как в самолете перед вылетом. Когда Бергов приблизился, звякнули невидимые запоры, и дверь бесшумно открылась, пропуская в большую, круглую комнату, посредине которой стоял такой же круглый стол. Бергов помедлил, оттягивая приятную для себя минуту, и перешагнул порог. Поднялся из-за стола дежурный санитар, вытянулся в струнку. Бергов кивнул и протянул руку: