, – писал Струве в 1912 году. “Термин «русский», – писал он в другой статье, – не есть какая-то отвлеченная «средняя» из тех трех терминов (с прибавками «велико», «мало», «бело»), а живая культурная сила, великая, развивающаяся и растущая национальная стихия”
>7. Струве не выступал против развития украинского языка или народной культуры, но одобрял их применение только на местном, сельском уровне, без доступа к высокой культуре, образованию и городской жизни – и без влияния на них. В 2014 году Путин осуществил реинкарнацию идей Струве на высшем уровне русской политики.
После аннексии Крыма рейтинг Путина достиг заоблачных высот: с 66 % в декабре 2011 года, когда он готовился вернуться в президентский кабинет в третий раз, до 89 % в июне 2015-го. Столь разительному подъему во многом способствовал государственный контроль над основными медиа, а также преследование и подавление оппозиции, которую заставляли молчать. Но мало кто сомневался в том, что русская общественность одобряла действия президента России. 18 марта 2014 года в своем обращении Владимир Путин привел результаты опросов общественного мнения, проведенных в России накануне официального присоединения Крыма:
95 % граждан считают, что Россия должна защищать интересы русских и представителей других национальностей, проживающих в Крыму. А более 83 % полагают, что Россия должна это делать, даже если такая позиция осложнит наши отношения с некоторыми государствами. 86 % граждан нашей страны убеждены, что Крым до сих пор является российской территорией, российской землей>8.
В речи об аннексии Крыма Владимир Путин не только обосновывал свою агрессию с исторической и этнокультурной точки зрения, но и заверял Россию, Украину и мир в том, что Крым – это особый случай и что Российская Федерация не будет претендовать на другие области Украины. “Хочу, чтобы вы меня услышали, дорогие друзья, – обратился он к гражданам страны, которую только что разделил. – Не верьте тем, кто пугает вас Россией, кричит о том, что за Крымом последуют другие регионы. Мы не хотим раздела Украины, нам этого не нужно”>9.
В марте 2014 года Путин считал, что может достичь своей цели – удержать Украину в российской сфере влияния без дальнейших присвоений ее территории. Шок от потери Крыма, как предполагалось, должен был развернуть украинские элиты обратно к Москве, показав, что может случиться и с другими регионами страны. Российский министр иностранных дел Сергей Лавров потребовал федерализации Украины и предоставления отдельным регионам права вето в отношении украинской внешней политики. Киев отказался, и в апреле 2014 года русские спецслужбы начали дестабилизацию русскоязычных районов на востоке и юге Украины. Антикиевская пропаганда велась под знаменем защиты русского языка и русской идентичности от украинского национализма. Российские пропагандисты принесли на украинский Восток и Юг идею создания буферного государства, Новороссии, одноименной имперской губернии, некогда существовавшей в этих местах. Ссылки на русское имперское прошлое дополнялись риторикой, восходящей к Великой Отечественной войне – основополагающему историческому мифу путинского режима. Сторонники украинского правительства изображались не только как националисты и агенты упаднического Запада, но и как фашисты.