- Я ведь могу и отказаться, - заметила я, осторожно отпивая глоток нестерпимо горячего кофе. - Ты что, предлагаешь мне предать Родину? Предупреждаю: способна, но только под пытками. Очень боюсь физической боли.
Владимир Николаевич безнадежно махнул рукой:
- С тобой совершенно невозможно говорить о серьезных вещах, малыш, подытожил он нашу увлекательную беседу. - Ладно, проехали. Просто постарайся показать себя на новой работе во всем блеске. Обещаешь?
- Обещаю, - сказала я, на сей раз действительно с полной искренностью.
- А я тебе обещаю, что видеться мы будем так часто, как только я смогу. Да и ты будешь очень занята, уж поверь мне. Американский президент приезжает в Москву - это не каждый день случается.
- Даже не каждый год, насколько мне известно, - попыталась я блеснуть своей политической грамотностью.
Последняя положительная черта, характеризующая меня. Так как о моральной устойчивости можно было скромно умолчать. Речь могла идти скорее о моральной гибкости, а в нашей стране это качество ещё не получило должного распространения.
Должна сказать, что мы оба свои обещания сдержали. Ну, ладно, я действительно окунулась в новую работу со всей пылкостью неофита, и когда не носилась по городу в поисках интересных сюжетов, часами просиживала в библиотеках, пытаясь заполнить прорехи в своем историко-политическом образовании, а также освежить знания иностранных языков. Но Владимир Николаевич...
Он действительно умудрялся находить для меня время. Мой друг, скажем, очень многому сумел меня научить, и лишь потом я поняла, что большую часть его уроков воспринимала совершенно автоматически, на уровне подсознания. Это, кажется, и называется высочайшим классом работы - вложить объекту в голову идеи, а куда-то ещё - навыки так, чтобы оный объект почитал все это своим собственным достижением и старательно его пестовал.
Позже я подумала, что имело место что-то вроде зомбирования, но тогда до таких тонкостей я, естественно, ещё не доросла.
И я старалась. Приобретала какие-никакие манеры, училась правильно пользоваться столовыми приборами. Даже танцевать меня ухитрились научить. Впрочем, возможно, у меня все-таки были врожденные способности, и зерно полезных знаний просто упало в добрую почву.
Удивительное это было время - первый месяц лета тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года от рождества Христова. Для меня удивительное и где-то даже прекрасное. Хотя... Порой я думаю, что это был четкий рубеж между моим куцым и тускловатым прошлым и достаточно ярким, хотя и не слишком легким будущим. Недолгий и совершенно незабываемый период.