Лаборант елозит под деревом, пытаясь освободить верёвки. Странно, крови невидно. Виктор на мгновение останавливается, но отбрасывает из головы «глупую» мысль, тихонько зовёт:
— Олег, это я, не кричи, сейчас я тебя развяжу.
Лаборант напрягается, шапка сползает с головы, верёвки сами собой развязываются и Виктор встречается с торжествующим взглядом Репы:
— Кореша, я его поймал! — орёт он благим матом.
Виктор мертвеет, ноги немеют, но зарычав словно зверь, бросается прочь. Его бьют прикладом автомата. Вспышка, мир меркнет: «Как бездарно», — мелькает напоследок мысль.
Его окатывают водой:
— Так вот ты какой, залётный, — звучит хриплый голос Вагиза. — Очнулся? Это хорошо, поговорим, нам есть что перетереть.
Виктор с трудом открывает глаза. Его переволокли к костру, у которого с безучастным видом сидит тот, которого Вагиз назвал поваром, он подкидывает дрова, ворошит палкой угли и так же жуёт. На корточках сидят Репа и Бурый, весело скалятся, шестёрка яростно вращает глазами, порывается двинуть ногой, но получает крепкий подзатыльник от Вагиза. Сам он перекинул автомат через плечо и внимательно смотрит в глаза Виктору, с задумчивым видом трогает чёрную бороду.
— Человек, ты Вована и Хмару замочил. Знаешь, что тебе за это будет? Сизый, хватит жрать! — неожиданно взрывается Вагиз, но повар не реагирует. — Вот так всегда, — смягчается Вагиз, — всегда жрёт, ни на что не реагирует. Настрадался пацан, его менты полгода прессовали, высох весь, вот теперь отъедается, благо мяса сейчас в избытке.
Виктор с трудом сдерживает рвотные позывы, он видит, как Сизый объедает человеческие пальцы.
— Вован и Хмара правильными ворами были, но даже дело не в этом, все мы под богом ходим, — Вагиз крестится и это смотрится столь дико, что у Виктора округляются глаза. — Что зенки вылупил? Ну да, я верую в бога, без этого никак нельзя… без покаяния. Покаешься, и так на душе легче становится, весь мир цветными красками наливается. Знаешь, — Вагиз присаживается рядом, — а мы тебя не будем убивать, ты автомат принеси. Чужая ведь вещь, а воровать не хорошо, — с укором качает он головой.
Виктор молчит, в голове с трудом ворочаются мысли, словно увязли в тягучем гудроне, выхода нет, как глупо, а сколько планов на будущее было.
— Не хочешь разговаривать? — мягко произносит чернобородый. — Зря, скоро петь будешь как пташка. Мы тебя живьём кушать будем… отрежем часть тела, запечём на угольках, пока рук и ног не останется, «самоваром» станешь. Отгадай загадку. Без рук и ног, а пыхтит громко.
Зеки по достоинству оценили шутку, разражались как взбесившиеся лошади, даже Сизый очнулся, повёл совиными глазами, обжог взглядом Виктора и вновь объедает человеческие пальцы.