Однажды во время учебных прыжков случилось несчастье — погиб один из курсантов, не успев раскрыть парашют. Позже было установлено, что он, отделившись от самолета, потерял сознание, потому и не мог дернуть вытяжное кольцо. Но эта стало известно потом. А в трагическую минуту все, кто видел сплющенное ударом о землю тело боевого товарища, валили вину на парашют. Он подвел. И может подвести каждого. Лучше уж до конца быть с машиной, разделять ее участь.
Люди молча покидали место происшествия.
И тут их остановил Г. П. Калмыков — начальник парашютной службы школы.
— Стойте, товарищи!
Калмыков организовывал прыжки, он укладывал парашюты, он нес ответственность за гибель человека. Но Калмыков боялся сейчас не ответственности. Его гораздо больше пугало то, с чем уходили летчики в мыслях, в сердце. Калмыков был уверен, что роковой парашют им уложен правильно и при ударе о землю не пострадал. Он тут же, на глазах изумленных курсантов, снял парашют с мертвого товарища, надел на себя, сел в самолет, обслуживавший прыжки, и приказал летчику немедленно взлететь.
Это было и страшно, и любопытно.
За Калмыковым следили десятки пар настороженных глаз.
Набрав высоту 500 метров, самолет как бы повис в воздухе с приглушенным мотором. С аэродрома видели, как Калмыков вылезал на крыло, как он прыгнул, как из-за спины Калмыкова полез, вытягиваясь лентой, купол парашюта, как наполнился воздухом над головой смельчака.
Над стартом пронесся вздох облегчения.
Кто-то даже пошутил:
— А она живучая, тряпка!
Парашют сам защитил себя. Проникаясь к нему доверием, летчики стали добиваться разрешения прыгать на воду.
— Мы летаем больше над водой. Планируйте прыжки в море.
Первый прыжок на воду совершили инструкторы парашютной службы Калмыков, Москаленко, Иванов в июле 1935 года. Это был день полной реабилитации парашюта. Ей предшествовала длительная подготовка.
Калмыков, Москаленко и Иванов поднялись над Ейским заливом на высоту 700 метров. Вначале они сбросили с самолета на парашюте резиновую лодку, затем прыгнули сами. За куполами, несшими в горстях строп лодку и троих людей, с берега, не без волнения, следили ейчане и товарищи экспериментаторов.
Они знали, море не выплеснется из своей чаши, выдержит и этот удар мудрствующего человека. А вот выдержит ли человек, ударившись о несжимаемую воду? Найдет ли он свою лодку, да и понадобится ли она ему вообще? Не уйдут ли смельчаки со своими «зонтиками» на дно морское прежде, чем их подберут спасательные катера.
Еще высоко в воздухе все трое расстегнули лямки, а едва коснулись ногами воды — отпустили парашюты. Ветром купола отнесло в сторону. С берега казалось: экспериментаторы навсегда ушли в пучину. Но это только казалось, с непривычки. Секунд через двадцать они вынырнули и поплыли к своей лодке. Она покачивалась невдалеке на зыбких волнах. Лодку, чтобы та могла везти троих, еще требовалось освободить от парашюта, надуть. Калмыков, Москаленко, Иванов и с этой задачей справились блестяще. А затем под веселый гомон толпы на берегу сами, отказавшись от помощи спасательных катеров, добрались до спуска гидродрома — конечного пункта их рискованного маршрута.