В это время другие чародеи, завидев смерть товарища, вернулись в лагерь, к расписному шатру. Там уже стоял гневный Кидот Порфилиус.
— Он один, — сказал Суйгурия. — Там один маг.
— Один? Тогда почему вы не смогли пробить вчера стену? — спросил неверяще военачальник. — Почему ты стоишь здесь, а не там, на поле битвы, Суйгурия?
— В договоре было оговорено, что мы должны помочь рассеять стену, — огрызнулся Суйгурия. — Мы не должны были бороться с выходцем из Байвы! Именем Моэма, там двусловец, который может плести одновременно два заклятья, Кидот!
— Один маг, даже из Байвы, не сможет долго защищать город.
— Мы тоже не сможем защищаться против него в открытом бою! Он специально убил сильнейшего щитоносца, который держал над нами барьер. Если мы еще раз туда пойдем, Кидот… Он сломает щит Фоэрла, Фоэрл не так силен, и положит всех нас. А чтобы нам напасть на него, Кидот, ты понимаешь, что нам нужно отказаться от своих барьеров! Это смерть против двусловца!
— Мне плевать! — рыкнул Кидот Порфилиус на расиандском, а затем, успокоившись, предупреждающе похлопал по ножнам. — Иди и сделай, что положено, или я передам послание в Гиратион. Сколько у вас осталось рассеивающих камней?
— Три камня, Кидот, — трясущимися руками Суйгурия, счастье которого зависело от осады, снял шлем, и миру явилось худое лицо с мягкими щеками и полными губами. — Этот Прафиалов ублюдок спалил вчера пять артефактов и сегодня один, вместе с Седрилом. Но мы… Мы разделимся, под покровом ночи попадем к стенам с помощью иллюзий и сделаем дыру.
— Так ступай! Чего встал!
Неожиданно Суйгурия замер и побледнел. Кидот непонимающе посмотрел на колдуна, но затем услышал и сам. Топот. Топот коней. Со стороны Западного тракта земля вздрогнула под копытами нескольких тысяч огромных жеребцов, и эта дрожь докатилась и до лагеря глеофян. Послышалось пение солровского рога.
— Строиться! — закричал Кидот мерифиям, а сам бросился к коновязи.
Весь Корвунт затих, жители с бледными лицами вслушались в приближающийся гул. Никто не верил. Всем казалось, что это иллюзия, отклик надежды в сердце, которая отдавала в больные и уставшие головы. А затем город накрыл вопль счастья. Мимо Корвунта на размашистой рыси пронеслись всадники. Бледная луна вышла из-за облаков, и нагрудники, шлемы с вороньими перьями и оружие засияли благодатным и даже священным для жителей Корвунта светом.
Сверкающее во тьме войско мчалось по предгорным равнинам к вражескому биваку. Люди привстали в седлах, упершись в стремена, а острия копий нацелились на неприятеля. В лагере Глеофа царил хаос. Не успев построиться, глеофяне уже кинулись врассыпную. Никто не ждал Белого Ворона так рано, но сейчас он был во главе Солров и вел их за собой. Войско Филиппа разделилось на несколько крупных отрядов, и хрипящие злые кони миновали палисад и ворвались в лагерь, вспоров его. Равнины наполнили крики, лязг металла и визжание лошадей. В глазах солров плясала сама смерть, и глеофяне вопили, когда их грудь протыкали копья, а головы, будто кочаны капусты, разбивали тяжелые копыта.