Изменение оценок Второй мировой войны в европейском дискурсе последнего десятилетия и в самом деле создает впечатление координированной атаки с целью не то унизить россиян, не то обосновать удаление России из круга ведущих держав современности. Однако более глубокий анализ показывает, что в основе лежат прежде всего внутриполитические процессы построения новой идентичности, обострившиеся после распада мировой социалистической системы и СССР.
Послевоенный порядок и нарратив Второй мировой
Мировой порядок, сложившийся после Второй мировой войны, был скроен по лекалам держав-победительниц. Пять держав стали постоянными членами Совета Безопасности ООН, они же играли главные роли в региональных организациях безопасности и двух противостоявших друг другу блоках времен холодной войны — НАТО и ОВД. Описание истории и трактовка Второй мировой войны также были прерогативой победителей. Уинстон Черчилль получил Нобелевскую премию за многотомную «Историю Второй мировой войны», а в школах всего мира эта война преподносилась как борьба добра со злом — нацизмом. Акценты и фокус борьбы различались в советских и американских учебниках, но основная идея совпадала: именно военный союз держав-победительниц стал основой единого подхода. Эта версия событий преподавалась и в школах побежденных стран, а также в малых странах Европы, следовавших в исторической политике за крупными державами. Не случайно апелляция к «встрече на Эльбе» и боевому братству Второй мировой оставалась важным аргументом в поисках общего языка через «железный занавес».
Такой взгляд характеризовался двумя важными презумпциями. Во-первых, война имела выраженную моральную окраску. Уничтожение агрессивного режима, практиковавшего массовое истребление людей по национальному (расовому) признаку, силами коалиции западных демократий и Советского Союза, который в этой картине мира относился к «силам добра». Во-вторых, в Европе сложился консенсус в том, что страница прошлого, чреватого мировыми войнами, перевернута, и в новом мире нет места апелляциям к историческим несправедливостям сверх тех, которые подверглись осуждению в Нюрнберге и были подтверждены обязательствами Германии. Спустя 30 лет после войны границы, какими бы несправедливыми они ни казались потомкам части европейцев, переживших этнические чистки и переселения в середине века, признали нерушимыми, а Западная Европа перешла к строительству новой европейской идентичности, в рамках которой снизилась острота вопроса о государственной принадлежности когда-то спорных пограничных регионов. Прошлое перестало быть аргументом в международной политике.