Из двух недель, в которые уместились Рождество, Святки и Новый год, мы сумели урвать только три ночи и видит бог, мы использовали их полностью — уже после второй “ночевки у подруги” Наташина мама сухо поинтересовалась, почему у дочки невыспавшийся вид.
“Мы с Машей всю ночь проговорили”
Маша Андреева была замужем за Андреем Алексеевичем Желябужским, не слишком дальним родственником Сергея, что позволило выстроить легенду знакомства и дружбы с Наташей. И с удовольствием взялась за такую романтическую роль наперсницы тайной, вопреки воле родителей, страсти, подтверждая все наши отмазки.
И осталась у нас последняя ночь.
Записку принес шустрый мальчишка-посыльный, дождался ответа и умчался обратно. Сама Наташа приехала уже вечером, замерзшая, хоть и на санях с меховым пологом, да и я тоже застыл, пока ждал ее у Камер-Коллежского вала и мы сразу бросились в дом, даже не думая обняться и только швейцар успел приподнять фуражку, приветствуя меня.
— Хочешь горячую ванну?
— Я хочу тебя. Почему ты не улыбаешься?
— Я слишком долго ждал.
И я растирал замерзшие ладошки и целовал замерзшее ушко и притащил плед и расстегивал все эти пуговицы и крючки, путаясь в них и рыча от нетерпения под хрустальный смех Наташи…
И время остановилось, только горел ночник и мы сплетались и расплетались и в какой-то момент мелькнула мысль, что не хватает метели, чтобы чертить на стекле кружки и стрелы…
И заснули мы только поздней ночью.
Звонок настойчиво дребезжал уже вторую минуту. Ошиблись, наверняка ошиблись, я никого не ждал и не хотел открывать, но ожил телефон и дежурный по кварталу прошептал прямо в ухо:
— Михаил Дмитриевич, к вам полиция.
Да, вот только их-то и не хватало.
Вот лучшая в мире женщина, а вот твоя чертова жизнь…
Накинув халат, я вышел в прихожую, прикрыл за собой дверь, крутанул головку замка и нажал на ручку. В щель, перекрытую цепочкой, стали видны несколько фигур на площадке, двое точно городовые.
— Что случилось?
— У нас постановление о производстве обыска. Извольте отворить, — одна из фигур шагнула из тени вперед.
Ну кто бы мог подумать. Кожин!
Мы с некоторым обалдением смотрели друг на друга, полицейский опомнился первым.
— Открывайте, Михаил Дмитриевич.
— Видите ли, Николай Петрович, не могу. У меня дама.
Брови Кожина поползли вверх.
— Да вы издеваетесь!
— Нисколько. У меня действительно дама и будет крайне неудобно, если вы сейчас войдете с обыском.
— У меня предписание. Потрудитесь открыть!
— Не ранее, чем уйдет дама.
— Черт знает что такое!
— Миша, что случилось? — раздался голос из комнаты.