— Не мог еще раз стрельнуть? — недовольно пробурчал Рябой, начиная открывать дверь в темноте. В абсолютной темноте.
Я так и не заметил, как Крос отодвинул Ежика и лихо махнул деревянным молотком, который с глухим стуком ударил по чему-то гулкому. Приятель сразу прыгнул вперед и, вроде, успел подхватить падающее тело. Драгер подтолкнул парня вперед и, стоя на входе, зажег одним движением кресала свечу.
Берлога Рябого, даже слабо освещенная, производила гнетущее впечатление. Из мебели на полу лежал неплохой, ворсистый ковер, служащий одновременно и кроватью. Все остальное было переломанное, мусор кучами лежал по всем углам.
Крос уже доволок тяжелое тело до останков камина, и я помог ему прикрутить Рябого. Сидеть Главе местной Кучи было неудобно, задранные вверх руки позволяли ему смотреть только вниз. Ежика посадили у него справа за спиной, в выемке за камином. Мельком глянув в его сторону, я подумал, что оставлять его не привязанным к чему-то прочному — пожалуй, не правильно.
Но Рябой застонал и начал приходить в себя, и я переключился на него. Крос обыскал главаря и срезал с пояса пару кошелей, потом, спохватившись, снял и сам пояс. Дальше продолжил обыск и достал из ножен на ноге неплохой такой кинжал.
Да, запасливый мужик, не просто так стал местным авторитетом.
Драгер тем временем достал арбалет, с усилием натянул его, положив под тетиву какую-то грязную тряпку с пола. Он положил болт и с грацией опытного Охотника, наводил теперь арбалет то на Рябого, то на Ежика, испуганно замершего в своем углу.
Было видно, что качественная вещь Охотнику очень понравилась, красивое ложе с маленьким прикладом сидело в руке, как влитое.
Я подошел к Рябому и сильно задрал ему голову.
Оказалось, что он уже пришел в себя. Взгляд главаря был осмысленный и не очень испуганный. Грозить страшными карами он не стал, но не удержался, чтобы констатировать:
— А, ты, сучонок! Конец тебе, не скроешься никуда и твоя сраная Гильдия тебя не защитит! Везде найдут и штырь в зад загонят!
Я кивнул Кросу и приятель накинул ремень на рот Рябого. Тот пытался не даться и старый трюк с кинжалом в паху заставил его замереть.
— Умереть можно плохо. А можно поделиться, что знаешь и остаться жить. Тебе выбирать, Красавчик, — сказал я.
— Сразу поговорим или хочешь помучиться? — спросил я, внимательно глядя ему в глаза. Рябой был похож на крепкого орешка, глаза не отводил и смотрел твердо. Даже с закрученными руками, в унизительной позе, он держался хорошо.
Я почувствовал к нему уважение. Он сделал неправильный выбор, ошибся и должен был платить. Своей жизнью. Рябой это чувствовал и не просил снисхождения. Он понимал, что его не простят.