Проводил я еще кое-какие эксперименты. Это касалось физических носителей информации. Например, после того, как я рассказал Артемию Ивановичу о будущем еще раз, я попросил его записать наш разговор плёнку. Учитель сопротивлялся, возмущался, но в конечном итоге уступил.
Так же я попросил Савелия написать письмо самому себе, рассказав ему несколько случаев из будущего, и еще одно письмо написал я сам и отдал его Нане, велев прочесть и положить в карман до завтра. И еще сам себе я оставил послание на шар памяти.
Утром же обнаружил вот что: У Наны и Савелия писем не оказалось, они исчезли, как и воспоминания домработников об этих письмах. Моя запись на шаре памяти тоже пропала, соответственно и запись на аппарате, которую сделал Артемий Иванович, канула в небытие. Время будто бы пыталось избавиться от любого вмешательства в свой ход, удаляя и воспоминания, и любые другие улики.
Все что оставалось — это я и моя память. И как бы богиня судьбы, во имя порядка не решила стереть и меня.
Пару раз за эту неделю я обращался волком. За решетку, хоть отец и грозился, меня так и не посадили, но на окна решетки все же поставили. Но и это меня не удержало. Волк выламывал эту решетку в прыжке на раз, правда, после возвращения в человеческий облик я потом обнаруживал шишки на голове и синяки на лице.
В контроле над волком я тоже пока не достиг многого. Точнее, небольшие успехи были, если их так можно назвать. Как только проходили первые часы оборотничества и мое сознание возвращалось, волк сразу же отступал, а я тут же обращался человеком. Будто бы мое появление пугало волка, и стоило мне опомниться показаться, он немедленно прятался внутри меня, забирая с собой и звериную сущность. Словно чувствовал опасного и сильного чужака и потому сразу же скрывался.
Меня это конечно же не устраивало, мы должны стать единым целым, должно произойти слияние, где я буду контролировать весь процесс от и до. А сейчас мы как день и ночь, которые пересекаются лишь на мгновение, и стоит ночи увидеть первые лучи солнца, как она тут же испаряется.
Сегодня ночью я снова осознал себя в лесу в волчьей шкуре. На этот раз волк далеко ушел, местность показалась смутно знакомой, но все же я явно здесь не часто бывал. И запах, какой-то странный чужой запах, даже не так — чужие запахи: здесь где-то поблизости были люди.
Волк, почуяв меня внутри, уже собрался отступить, но я поспешил мысленно успокоить его, убедить, что я не опасен. И делал я это по большей части потому, что брести холодной листопадной ночью голяком, не зная обратной дороги, мне хотелось меньше всего.