, нормальное детство, музыкальная школа».
Девочка пела в хоре, слушала «Времена года» Вивальди и «Петю и волка» Чайковского. На улицу вышла не раньше, чем бросила очередную работу. Полтора года выступала в баре Aux Trois Mailletz на улице Галанд. В иерархии парижских баров «Три молотка» – это Гранд-опера, но все равно петь ежедневно с одиннадцати вечера до четырех утра адски трудно. «Я почувствовала, что погибаю за их хреновы деньги, и сбежала».
С приятелями они выступали на Монмартре. «Полиция гоняла нас каждый день. Один из ментов мне сказал: завтра увижу вас на этом месте, заберу инструменты. Я спросила: вы что, посадите меня в тюрьму за то, что я пою? Он очень смутился и ответил: “Ну ладно, ладно уж”».
Теперь она может коллекционировать свои альбомы, турне, телевизионные интервью. Когда я спрашиваю у нее точные даты концертов, Изабель надолго залезает в расписание своего айфона: «Фестиваль там, фестиваль здесь, концерт там, запись здесь, черт…» Дни сплошь разрисованы цветными полосками. Жить стало труднее, чем на Монмартре.
Люди становятся все более требовательными, и не проходит и дня, чтобы какой-нибудь левак-поклонник не возопил в соцсетях: «Деньги ей не нужны, говорит! А сама вон сколько зашибает!» Изабель устала объяснять, что деньги – вообще-то не абсолютное зло, немалая часть того, что она зарабатывает, идет на благотворительность. «Мне было так плохо в школе, мне никто не помог – теперь я хочу помогать!»
Я спрашиваю, любит ли она чужих детей и хочет ли своих. «Очень, – отвечает Zaz, – очень хочу. Это лучшее, что может случиться со мной на свете, я их заранее люблю». И показывает мне колечко на мизинце: «Смотри. Я купила его для своей внучки. Для дочки будущей дочки».
– Заранее приготовилась?
– Когда я была маленькая, я любила рыться в колечках и брошках моей бабушки и мечтала, чтобы она мне подарила колечко.
На пальцах несколько колец: «Это я купила на блошином рынке в Польше. А вот это в Аргентине. А вот это в Париже, на улице, это ласточка, мой добрый ангел».
Она увлекается и рассказывает, что обожает камни: «В лавках с камнями я счастлива, как ребенок в магазине игрушек». Из-за ворота достает три подвески: «Вот это турмалин, вот это малахит, который я купила в Лаосе, вот это – сапфир».
В черной полупрозрачной кофточке («не знаю, как называется, какая разница, купила здесь по соседству»), узких коротких брючках и черных кроссовках она выглядит в свои 35 как школьница. Опасливо закуривает сигарету, заказывает пиво. «Вот напишешь теперь, что Zaz пиво пила и смолила сигаретки». Подумав, отвечаю, что это останется между ней и читателями.