Но этот идеальный миг никто не испортил. Он принадлежал лишь нам.
Сайлас тяжело вздохнул и обвел взглядом городскую улицу, потом снова посмотрел на меня.
– Боже, взгляни на нас. Целуемся посреди улицы и держимся за руки. Но я не ощущаю, будто прыгаю в холодное озеро. Я чувствую себя… бесстрашным. И в то же время жутко напуган. Не потому, что подумают другие. Из-за нас. Из-за тебя. Я люблю тебя. Чертовски сильно… Так люблю, что заявил об этом журналистам из «Форбс».
Я рассмеялся. Глубоко внутри поселилось ощущение счастья, теплом растекшееся по венам. Я вновь поразился смелости Сайласа. И чувствовал каждой клеточкой тела – если и есть на свете человек, ради которого стоит всем рискнуть, это он.
– И я хочу, чтобы ты знал, Макс… Я все еще борюсь. Ради себя.
– Ты о чем?
– О том, что случилось на Аляске. Она меня отпустила, но окончательно не исчезла. И может обрушиться на меня. На нас.
– Знаю. Если такое случится, я буду рядом, Сай. Клянусь.
– Да я и сам не собираюсь опускать руки. Если это вообще важно. – Он резко отвел взгляд в сторону. – Я нашел психотерапевта. Боже, я чувствую себя увечным, даже просто упомянув об этом…
– Нет, черт возьми, – проговорил я, крепче сжимая его руку. – Сайлас, ты достоин самого лучшего. И очень важно не опускать руки. Это самое главное. – Я крепко обнял его. – Я чертовски горжусь тобой.
– Ну ладно, давай-ка валить отсюда. Прилюдно целоваться и держаться за руки – это одно. Но не стоит ныть, как ребенок.
Мы отлепились от стены, взялись за руки, переплетя пальцы, и вместе пошли по улице.
Через несколько минут я уже не смог сдержаться. И тихо рассмеялся. Он нахмурился.
– Молчи.
– Сайлас…
– Боже, до чего мы докатились.
– Я люблю тебя…
– Не стоит твердить это постоянно.
– Значит… вот как.
Он фыркнул и закатил глаза, а я хмыкнул.
– Заткнись. – Он приобнял меня за плечи, все еще хмурясь. Но на лице его уже проступала улыбка.
* * *
Мы пошли в китайский ресторанчик и поужинали, сидя рядом за крошечным столиком и делясь едой. Я постоянно шутил над тем, как плохо Сайлас обращался с палочками.
Снаружи наступила ночь. И становилось все тяжелее просто находиться рядом. Тело мое гудело от напряжения, а каждое соприкосновение наших пальцев вызывало искры. В тусклом свете висящей над столом лампы я взглянул на Сайласа. Взгляд широко раскрытых глаз потемнел. Губы блестели от жирной пищи. Я навис над столом и поцеловал его, слизывая с уст остатки трапезы, а потом, прежде чем отстраниться, чуть пососал нижнюю губу.
– Черт побери, Максимилиан, – прорычал Сайлас, высматривая официанта. – Счет, пожалуйста.