Черные кувшинки (Бюсси) - страница 2


Но вот однажды – всего лишь однажды! – ворота сада открылись на целых тринадцать дней. Это случилось с 13 по 25 мая 2010 года. Ворота Живерни ненадолго открылись только для них – или они думали, что для них. Но открылись с непременным условием – скажем прямо, безжалостным. Вырваться на свободу могла лишь одна из трех. Оставшимся пришлось бы умереть. Поделать тут ничего было нельзя.

Эти тринадцать дней стали кратковременным и жестоким исключением из правила. Они начались с убийства – в первый день и закончились еще одним убийством – в последний. Как ни странно, интерес полиции возбудила только вторая, самая красивая женщина. Третьей, самой невинной, пришлось провести собственное расследование, а первая, самая незаметная, спокойно наблюдала за происходящим. Хотя сама оказалась способной на убийство!


Ровно тринадцать дней. Время, достаточное для побега.

В деревне жили три женщины.

Третья была самой талантливой; вторая – самой хитрой; первая – самой решительной.

Угадайте, которой из трех удалось сбежать?

Третью, самую маленькую, звали Фанетта Морель. Вторую – Стефани Дюпен. Первая, самая старая, – это я.

Картина первая

Впечатление

День первый

13 мая 2010 года

(Живерни)

Сборище

1

Прозрачная речная вода окрашивается розовым. Медленно расплываются тонкие струйки, как в стакане, если окунуть кисточку в акварельной краске.

– Нептун, назад!

В потоке воды розовый цвет бледнеет и теряется на фоне свисающих с берега буйных зеленых трав, тополиных корней цвета охры и ивовых зарослей. Его уже почти не видно.

Это могло бы быть красиво.

Если, конечно, не знать, что вода в ручье покраснела не потому, что художник помыл в нем палитру. Она покраснела от крови из разбитой головы Жерома Морваля. Не просто разбитой, а раскроенной надвое. Кровь течет из глубокой, с ровными краями раны на макушке, и ее уносит течение Эпта – Жером лежит головой в воде.

Моя немецкая овчарка подбежала поближе и стала нюхать.

– Назад, Нептун! Нельзя! – На этот раз я закричала уже громче.

Труп, наверное, обнаружат очень скоро. На часах всего шесть утра, но тут обязательно кто-нибудь появится. Запоздалый гуляка, или художник, или любитель побегать трусцой, или собиратель улиток… Любой, кто пройдет мимо, наткнется на тело.

Я остановилась чуть поодаль и стою, опираясь на палку. Земля раскисла – в последние дни без конца шли дожди, и вода в ручье поднялась до берегов. В свои восемьдесят четыре года я не собираюсь изображать наяду, даже если весь ручей не больше метра в ширину, да еще половину воды из него отвели, чтобы наполнить пруд в саду Моне. Правда, говорят, сейчас пруд с кувшинками снабжается из подземной скважины.