Слова застревали у меня в горле.
– Ты?.. Это ты?..
– Я знаю, Стефани, что Жером Морваль тебя не привлекал. Во всяком случае, пока не привлекал. Но я понимал, что должен действовать с упреждением. Жером Морваль жил в деревне. Времени у него было сколько хочешь. Он был хитрый. Знал, чем тебя заманить. Всякие там «Кувшинки», рассуждения о Моне, пейзажики…
Чудовище снова потянулось к моей руке. Оно ползло и ползло по простыне. Как клоп. Больше всего мне хотелось размахнуться и вонзить в него нож. Убить мерзкое насекомое.
– Я ни в чем тебя не упрекаю, Стефани. Я знаю, что между тобой и Морвалем ничего не было. Ты просто согласилась прогуляться с ним. Побеседовать. Но со временем он бы тебя соблазнил, Стефани, он бы своего добился. Я ведь не злой, Стефани. Я совсем не желал смерти Жерому Морвалю. Толстяку Камилю. Я был терпелив, очень терпелив. Пытался его вразумить, намекал ему – прозрачно намекал, – на что я способен. Чем он рискует, продолжая ухлестывать за тобой. Сначала отправил ему открытку. Ту самую, с «Кувшинками». Морваль был не дурак, он, конечно, помнил, что это за открытка. Он сам передал мне ее для тебя, еще в тридцать седьмом году, в тот день, когда тебе исполнилось одиннадцать, сразу после смерти Альбера. В саду Моне. Я вырезал из книжки Арагона одну фразу и приклеил ее на открытку. Одну строчку из стихотворения, которое ты учила с детьми в школе. Мне она очень нравилась. Потому что объясняла, что мечтать не следует, что это преступление, а за преступление полагается наказание. Нет, Морваль был далеко не дурак. Он понял смысл послания. Каждый, кто посмеет приблизиться к тебе, кто попробует тебя обидеть, подвергает себя опасности…
Рука Жака нащупала лежавший на постели сборник стихов Арагона. Жак провел по обложке пальцами, но не смог взять книгу в руку. Я не шевелилась. Жак закашлялся, прочищая горло, и продолжил:
– Догадайся, Стефани, какой ответ дал мне Жером Морваль? Он рассмеялся мне в лицо! Пожелай я тогда, мог бы его убить. Но я любил толстяка Камиля. И я дал ему еще один шанс. Я отправил ему на адрес парижского кабинета ящик для красок. Тот самый, что принадлежал Джеймсу. Надпись на крышке сохранилась. Я вырезал там: «Она моя, сейчас и навсегда». И начертил крест! Если уж и на этот раз Морваль не поймет… Он назначил мне встречу возле мостков, неподалеку от мельницы Шеневьер. Я думал, он скажет, что все понял и отказывается от тебя. Не тут-то было! Знаешь, что он сделал? Взял и у меня на глазах зашвырнул ящик на середину ручья. Он презирал тебя, Стефани! Он тебя не любил. Он видел в тебе трофей – еще один трофей. Он заставил бы тебя страдать, он привел бы тебя к погибели… Что я мог? Я ведь обещал тебя защищать… Он не принимал меня всерьез. Сказал, что я против него – ничто. Потешался над моими охотничьими сапогами. Говорил, что я не в состоянии дать тебе счастье, что ты никогда меня не любила. Знакомый мотивчик!