Огромный паленой расцветки пес стремительно приближался. А чуть дальше мелькали оскаленные пасти его мохнатых коллег. Валентин заставил себя сосредоточиться.
Мушка и мчащийся зверь — ничего больше!.. На открытом воздухе выстрел прозвучал негромко. Всего-навсего безобидная детская хлопушка. Но эта хлопушка имела способность жалить. Собака с визгом отпрыгнула и закрутилась на земле. Не переводя дыхания, Валентин выстрелил еще трижды. Двух овчарок он сумел зацепить, остальные отбежали в сторону. Вид поскуливающих собратьев если не напугал, то по крайней мере поколебал их решимость. Теперь они избрали иную тактику, приближаясь к беглецу с двух сторон, прижав уши, захлебываясь от злобного лая. Валентин бросил взор на вышку. Так и есть. Выстрелы и лай разбудили часового. Что-то крича, он суетливо сдергивал с плеча автомат.
Выстрелив в его сторону, Валентин принудил охранника юркнуть за деревянный бортик. Сирена еще не ревела — и на том спасибо. Псы скалили желтые клыки, подбадривали друг дружку бесноватым рыком.
С каждым мгновением они заводились все больше. Валентин чувствовал, что еще немного — и, преодолев страх, они набросятся на него. Ему хотелось сохранить патроны, но лезть на забор — значило подставить им спину.
Помощь пришла с неожиданной стороны. Его выручил охранник. Высунувшись из укрытия, он молотнул вниз рассыпчатой очередью. Жухлая трава взметнулась у Валентина под ногами и перед оскаленными мордами псов. Вероятно, они знали, что это такое, потому что с резвостью отскочили назад. А Валентин уже сдергивал с себя рубаху. Счет шел даже не на секунды — на мгновения. То ли с перепугу, то ли от неопытности охранник все никак не мог в него попасть. Пули веером прошлись над головой, продырявив забор, снова ударили возле собак. Валентин уже держал рубаху в руках. Толкнувшись ногами, взмахнул ею, и ткань тотчас зацепилась за треугольные зубцы. Впиваясь пальцами в материю, словно по канату рванулся вверх. На двойной ряд проволоки он даже не обратил внимания. Спасение было рядом. Он уже переваливался телом на ту сторону, когда в левую ногу вцепился один из псов. Валентин вскрикнул от боли. Болтнув ногой, стряхнул овчарку. Проволока огнем обожгла грудь и шею, но он уже летел к земле. Жуткий рубикон был перейден.
Не жалея патронов, часовой продолжал садить по забору. На лицо Валентина сыпалась труха и щепки. Поднявшись, он побежал. Петляя, достиг кромки леса и под прикрытием первых деревьев задержался, чтобы куском брючины перемотать кровоточащую ногу.
Когда-то давным-давно, еще совсем в другой жизни, он участвовал в столичных марафонах. Без особого успеха, но тем не менее пробегал дистанцию до конца. Сейчас ему надлежало повторить давнее достижение. С располосованной грудью, с раненой ногой и саднящим сердцем. О силах, о спортивной форме говорить не приходилось, и все-таки было кое-что важное, существенно отличавшее его от того прежнего безмятежного студента. Он успел превратиться в зэка и бежал не ради участия или рекорда — он бежал ради спасения жизни.