— Я понимаю, но всегда приятно поговорить с умным человеком. — В голосе тайного агента звучали нотки то ли подхалима, то ли насмешки, Громов так и не смог понять.
— Перейдем, однако, к делу.
Начальник первой бригады достал из кармана фотографическую карточку Ваньши. Николай вздрогнул, но постарался больше не подавать виду, что удивлен.
— Встречал его?
— Да как сказать, — собеседник потер пальцами подбородок.
— Прямо и говори.
— Как я понимаю, — Николай ткнул указательным пальцем в фотографическую карточку, — он лежит уже в покойницкой?
— Правильно понимаешь.
— Ваньша, — теперь палец постучал по куску картона с застывшей посмертной маской, на которую стало походить лицо бандита, — всегда не отличался сообразительностью. Хороший исполнитель, но не более. Умственная деятельность ему была противопоказана.
— Значит, ты его знаешь?
— Не так чтобы близко, — уклончиво начал Николай, но Громов перебил собеседника:
— Говори по существу.
— Будучи несправедливо обвиненным царскими сатрапами в преступлениях, я пострадал и был отправлен в далекие земли за Уралом…
— Николай, — укоризненно произнес Сергей Павлович и покачал головой.
— Хорошо, буду краток. Встреча состоялась в Ново-Николаевске, куда меня отправили отнюдь не по моей воле.
— Что натворил Ваньша?
— Всего лишь банальная кража, я же говорю, его фантазии хватало только на простые проступки.
— Ты долго пробыл с ним бок о бок? — Начальник уголовного розыска соблюдал определенные правила игры и не напоминал о тюрьмах, ссылках и преступлениях собеседника.
— Не так чтобы очень, — припоминал тайный агент, — с полгода, наверное. Я отдыхал уже года полтора, — он закашлялся, — когда прибыл Ваньша. Потом я отправился на свободные хлеба, а он остался.
— Что он собой представлял?
— Добродушный увалень, мог пятак вдвое согнуть, но ума, увы, не нажил. По глупости променял домашний очаг на казенную койку. Его кто-то подначил, вот он на кражу и пошел, первую удачно совершил, а на второй попался.
— И?
— Не сказал бы, что он людей сторонился. Спокойный, не обращал внимания на шутки, всегда, если память не отказывала, улыбался, и улыбка такая добродушная. Хотя здоров был, но разговаривал тихо и никогда голоса не повышал. Когда разозлят и зыркнет, то у обидчика всякая охота пропадала связываться с ним.
— С кем он был дружен?
— С кем? — задумался Николай, сжав губы и наморщив лоб, потом хлопнул рукой по столешнице. — Так он не один попался, а с дружком своим, то ли односельчанином, то ли братом двоюродным. Сейчас не помню, но звали того, — он посмотрел в окно, — Пашкой, Сашкой, Лешкой, что-то вертится в голове, но не уловить. Нет, все-таки Пашка, и кликали его Пашка-Бык.