Оказалось, что в Озерках проживает некая Матрена с мужем Григорием Францевичем Краузе. Обстоятельство немного озадачило Громова. Неужели медвежатник приехал с женой на дело? Статная дама тридцати двух лет, с копной соломенных волос, приветливым улыбчивым лицом и с холодными оценивающими глазами, так зорко смотревшими на собеседника, что складывалось впечатление — видит насквозь.
Сергей Павлович не ожидал такого поворота. Григорий Францевич никогда не показывался на людях. Всегда стремился скрыться в доме или быстрым шагом пройти по улице, не останавливаясь на разговоры с соседями.
Громов доложил Аркадию Аркадьевичу.
— Очень интересно, — сказал начальник уголовного розыска, прищурив за очками глаза. — Ай да Прозрачный. Либо он не знает, кто поселился в загородном доме, либо он и является тем, кто меняет деньги банды на камни.
— На камни? — удивился Сергей Павлович.
— Да, на бриллианты, алмазы и другие драгоценные кашки. — Увидев удивленный взгляд начальника первой бригады, пояснил: — Они весят немного, багаж невелик. Да, все забываю спросить, ты запросил сведения у московской уголовки по поводу Ивана Кошеля?
— Пока ничего не пришло.
— Да и не придет, — констатировал Кирпичников, — ЧК своих не сдает.
— Ты и вправду знаешь, что Кошель, пользующийся непререкаемым авторитетом среди бандитов, осведомитель?
— Вычислил по кое-каким приметам.
— Понятно, ты хочешь сказать, что Кошель может знать Лупуса?
— Не знаю, — признался Аркадий Аркадьевич, — как и не знаю, почему москвичи не предупредили нас о приезде целой банды.
— Может быть, берегут Ивана?
— Может, и берегут, но нам только худо от такого бережения.
— Если генерала нашего привлечь… — начал Громов.
— Нет, — категорично отрезал Кирпичников, — без Игнатьева справимся.
Билык с недоверием поглядывал на Нетопыря. Казалось, правильные слова говорил, но что-то не нравилось. Мутный этот Васька, мутный. Неизвестно откуда взялся, о нем никогда Петька не слышал. Теперь предложение его очень заманчиво, взять все деньги, которые изъяты из сейфов, и рвануть куда-нибудь подальше от столицы. Купить дом, открыть дело и жить в свое удовольствие. Потом пришла мысль: а какого рожна делить на двоих? Одному больше достанется.
Нетопырь тоже размышлял, но не допускал, чтобы подельника потом убить и деньги, рыжьё, камешки себе одному забрать. Хоть душа Васькина давно кровью полита, но он не допускал даже проблеска мысли о том, чтобы избавиться от человека, с которым заключил устный договор. Лупус — другое дело, он чужих кровей, из разбалованных барчуков. Слово, данное ему, ничего не стоит — как взял, так и забрал. Вот только где он может прятать общую кассу их временной банды? Это занимало Нетопыря.