– Как же так «не с чего»? Я ваших человек пять точно положил, да ещё двоих Рыбака! Ты за Рыбака говорить можешь?
– Могу! Рыбак теперь подо мной ходит! Что до мёртвых – мёртвым – земля! Это я к тебе с пушкой пришёл, не ты ко мне – никаких обид. Это война, а я завоеватель, Старый! На войне всегда есть мёртвые и победители! Теперь победил я! Так что последний раз говорю: бросай гаубицу и выходи! Можешь не бояться, за девочку уж точно!
После всего этого базара, гнилого, как позапрошлогодняя картошка, представляете, Дед этак руки со ствола уронил, поворачивает ко мне лысую башку (шапка-то у него на бегу слетела) и говорит, сперва тихо, как бы никому, а потом и мне:
– Да я как-то не боюсь… Малой, не вздумай высовываться. Это приказ. Держи записную книжку. – Полез в карман и в самом деле суёт мне в руку какой-то блокнот в засаленной кожаной шкуре. – Здесь карта доступа к складам. Отнесёшь в Победоград. Когда всё закончится, отведи туда Варю, не бросай её здесь. Вижу, она тебя любит, береги внучку.
– Дед, ты рехнулся! – говорю я ему и делаю злые глаза. – Какая карта! Какой доступ! Закончится всё так, что из тебя любой доступ выдоят, а потом кончат. И тебя, и Варю! Мне эта публика хорошо известна! Воевать надо! Хоть попробуем! Ну не тупи, Дед! Ты ж боец хоть куда!
– Был, Малой. Был. – И начинает стягивать разгрузку. – Я отвоевался. Короче, ты мне зубы не заговаривай. Приказ слышал?
– Ну, слышал… Дуришь, ведь, Старый! И сам знаешь, что дуришь!
– Ещё раз спрашиваю: приказ слышал? Блокнот с картой. Варвару не бросать. Хочешь – женись на ней. Совет да любовь. Вроде ясно излагаю. Сделаешь? Остальное не твоя забота.
– Да я ж тебе…
– Просто скажи: сделаешь?
– Сделаю, – отвечаю, а у самого одна мысль: как бы Старого спеленать?
Глаза у него шалые сделались. Молодые, с искрой, и дурные до последней крайности. Остался он в одной гимнастёрке, и я опять поразился, до чего же крепкий Дед, как из стальных канатов, даже под тканью видать. Лицо только всё в бороздах и щетина вся белая – это он забыл побриться перед выходом. Больно рано проснулись, вот он и заленился.
– Слово? – протягивает руку.
– Слово, – пришлось руку пожать.
Тут он руку за пазуху сунул едва не по локоть. Мне показалось, что сейчас ещё что-то достанет, но нет. Не достал. Зато вижу, как грудь у Старого засветилась и окутало его какое-то облачко. Или не облачко. Что-то прозрачное, как кокон из самого тонкого стекла, которое вроде как и не видно, а знаешь, что есть.
– Ты чего, Дед? В натуре? Собрался к этим? – спрашиваю я и не верю. – Что это такое, ты чего сделал?