Да, как говорится, и у старого мастера в погребе рядом с мешком мудрости стоят две бочки глупости… Ладно, не будем о грустном.
«Время пришло. Полезай в горшок».
Ну, да. Звучало напутствие так себе. Но я усилием воли изгнал неуместные ассоциации прочь из разума, и, укрепившись духом, сделал, как велено: а именно осторожно просунул в горшок сначала ладонь, а потом постепенно и всю руку до плеча, и ничего там не нащупал.
— Старик, и правда, я не чувствую дна!
«Каждый раз, когда ты открываешь рот, я вижу, как ты не чувствуешь очередного дна! Не трать время!».
Я, должно быть, выглядел крайне нелепо, с изляпанным кровью горшком, наличествующим у меня вместо правой руки, но восхититься сюрреалистичностью получившейся картины не успел: потерявший терпение старец опалил мой задумчивый зад молнией из метлы, и в неожиданно раздвинувшуюся горловину горшка просунулась еще и моя голова с шеей и плечом. Я некоторое время осознавал свое наличие одновременно в двух местах, но еще одна молния, сильнее прежней, придала необходимое ускорение и мотивацию этому юному мастеру, и внутрь пролезло все остальное. Собравшись в одно целое, я обнаружил себя стоящим на четырех костях и уткнувшимся лицом в толстенный стебель бамбука.
В корме припекало, и я помянул нехорошими словами учителя. Он, конечно, желал мне добра, но козлом при этом быть не переставал.
Я осторожно принял вертикальное положение и осмотрелся: вокруг царил зеленый сумрак бамбукового леса. Ноги утопали в желтоватой траве, сквозь закрытое листвой небо с трудом пробивались лучи солнца. Откуда-то прилетевший ветерок принес с собой, кроме ароматов леса, еще и настоящую мелодию: стебли бамбука, вальяжно покачиваясь, сталкивались между собой, шелестели листьями, скрипели, пощелкивали и потрескивали. Этот младший Дао, хоть и оказывался порой черств сердцем и паскуден характером, но музыку природы всегда любил, и, порой, приходил в лес за Синнанем просто так, не за травами. Отдохнуть от культивации, от секты, от города, от людей. От всего. И, поэтому, мне, безусловно, тут сразу понравилось. Я бы хотел остаться тут подольше: мне нравился этот удивительно чистый воздух, насыщенный ароматами трав и цветов, эта безмятежная песня ветра и бамбукового леса, это ощущение бесконечно плотной Ци Неба и Земли, этот кровожадный рык вдали…
Так.
Что там один мертвый дедушка рассказывал о местных обитателях? А говорил он, что людей в разломе можно не опасаться, по причине их отсутствия. Развалины и руины могут быть, а вот самих людей нет. Зато есть всякое зверье. И, раз уж даже в нашем, откровенно бедноватом на Ци мире, могут появиться звери, у которых получилось сконденсировать духовное ядро — не важно уж как, просто проживая годами вблизи природного источника Ци, или сожрав редкое духовное растение, или сожрав нескольких незадачливых практиков, пришедших за духовными растениями, вместе с этими самыми растениями… То уж в таком чудесном месте сам Будда велел таким зверям водиться. Отсюда следует логичный вывод: неплохо бы мне не отходить далеко от выхода из разлома, и быть настороже. С ножом для трав я вряд ли справлюсь с кем-нибудь вроде той же Бронзовой Гориллы из дедушкиных страшных баек, а был бы меч, то и с ним бы не справился. Так что, если какая-то из местных тварей решит внести меня в список тех, кем она будет гадить завтра, хорошо бы мне заметить ее первым. И потому, бросив взгляд на отверстие входа в разлом, выглядевшее как лужа мутного дешевого маотая, только расположенная вертикально, я, стараясь не хрустеть травой и листьями, отправился поискать чего-нибудь ценного. Ну а не найду ничего полезного — так сяду практиковать свои техники: плотность Ци Неба и Земли здесь такова, что за то же время, что я сделаю шаг на пути культивации в моем мире, здесь смогу пройти целую ли.