— Ой, — сказали мы хором.
— Вот-вот, — улыбнулась Лирана. — Но спасибо за предложение!
*
Ужин прошёл спокойно…
Ладно, не буду врать: первая половина ужина прошла спокойно. Для нашего дома в последнее время это уже рекорд.
Я, честно признаюсь, всё витала в облаках и пару раз успела сбегать наверх: не появилось ли на стене новых надписей? Родные переглядывались, но пока что молчали. И я уж хотела, не дожидаясь сладостей, откланяться, но тут в дверь постучали.
Мы мрачно переглянулись. У нас на лицах очень ясно читалось: “Что, опять?”
— Открою, — сказал Джума сухо. — Многовато у нас сегодня гостей. Вы сидите, я сам.
Ну вы же понимаете, право, что усидеть на месте стало совершенно невозможно? Переглянувшись, мы, будто заправские партизаны, тихой сапой устремились за ним.
— Ты! И как нахальства хватило прийти! — дядин вопль заставил нас ускориться.
— Я хотела бы поговорить с Бэном, — зазвучал тихий девичий голосок. — Умоляю, почтенный Джума…
— На пороге у себя не хочу видеть мерзавку и обманщицу вроде тебя! — бушевал дядя. — И снова явилась одна, снова! Как так?!
Как говорится — ой.
— Пожалуйста! — воскликнула, видимо, Акива. — Я хочу с ним поговорить! Разве это так сложно — один разговор!
— Наговорилась уже! — рявкнул дядя. — Разгрести бы последствия твоей этой говорливости!
В чём-то он прав, если честно. Но так считали не все.
— Я согласен, — сказал Бэн тихо, выходя вперёд. — Но, Акива, я не…
— Согласен? На что ты согласен? — бушевал дядя. — Оглох и ослеп?
— Я согласен поговорить, — добавил Бэн. — Но при свидетелях.
Дядя поморщился и слегка посторонился.
— Говори! — сказал он Акиве. — Здесь и при всех!
Я с любопытством уставилась на эту девушку-проблему.
А красивая. И, кстати, чем-то похожа на Дайяну — если не учитывать другого цвета кожи, конечно. И…
Ой. А на колени-то зачем падать?
— Господин, — воскликнула она, склонившись перед Бэном в пол, — прошу, пойди моему отцу навстречу! Знаю, что ты не хотел этого, знаю, что не люба я тебе, что сердце твоё тоскует о той, другой, оставшейся за океаном. Но я буду слаще мёда, послушней и тише тени, изящней лани, ласковей весеннего солнца. Я ведь тебе не противна. А ты… Я выпросила у отца купить мне все музыкальные шкатулки, что ты сделал. Когда отец заговорил со мной о тебе и Рейдаре, я просила тебя, тебя одного, потому что из всех мужчин ты мне больше всего по сердцу. Так смилуйся надо мной — и я отдам всё взамен.
Ух ты. И ведь не врёт, я чувствую! Вот уж где неожиданный поворот-то.
— Акива, я…
— Мне не стоило слушать отца, но теперь вышло то, что вышло. Если ты откажешься от меня, мне не жить! Прошу, прояви милосердие!