Будь ножом моим (Гроссман) - страница 211


Но ты меня уже втянул. Я уже часть этого, Яир, ты не можешь сейчас исчезнуть! Я кричала и думала, что уже много лет стены нашего дома не слышали воплей. От крика у меня немного закружилась голова, и я подумала, что, может, все закончится прямо здесь и сейчас – это случится со мной во время разговора с ним


Перестань все время называть меня по имени


Может, мне хочется, чтобы ты вспомнил, кто ты есть


И не думал забывать. Я держу ситуацию под контролем и буду действовать так, как ситуация того потребует


Он продолжал нести всякую чушь со смесью высокомерия и страха в голосе, и меня не покидала мысль, что я тоже в чем-то провинилась. Я ощущала будто он изо всех сил толкает себя в пропасть, чтобы оттуда возопить о помощи, вынудить меня его спасти


Меня достали ее сопли. Не думал, что она настолько ранима. В процессе разговора я отрезал себе толстый ломоть хлеба и намазал его маслом, сверху положил помидорку, посыпал солью и заатаром и приготовился перекусить. Что же мне, голодным из-за него оставаться?! Спокойно объяснил ей, что не имею против него ничего личного, и даже восхищаюсь его выдержкой – ведь, сказать по правде, страшновато увидеть в нем такую твердость характера, он же всего лишь сосунок пяти с половиной лет


А тебе тридцать три – без особой надежды вспомнила я. Я начала понимать, что в своей войне против ребенка он ополчился и против меня. И что, умоляя пощадить малыша, я каждый раз делаю ему только хуже, напускаю на него Яира с новой и новой яростью


Но тут я случайно взглянул на него, и у меня пропал аппетит. Выбросив бутерброд в мусорку, я мысленно закричал ему, чтобы сдавался, наконец. Пусть пройдет три шага и постучит в эту проклятую дверь. Пусть прекратит разыгрывать оскорбленную честь


Мне показалось, что вдалеке я слышу раскаты грома. Воздух становился все холоднее. Вся покрытая ознобом, я бормотала ему, как заклинание: «Но ты же любишь своего ребенка, ты же любишь его»


В эту минуту он и упал в первый раз. Одна нога у него попросту подкосилась, но он тут же выпрямился и потащился к соломенному креслу-качалке во дворе


Господи, подумала я, Боже праведный, прежде всего, прежде всех твоих дел – сделай так, чтобы там у них все закончилось хорошо


Он развалился поперек кресла, голова упала с одной стороны, а ноги с другой. Широко раскрытыми глазами он смотрит на маленький сморщенный лимон, завалявшийся на газоне с лета


Наверное, из-за того, что я на минуту замолчала, он снова бросил трубку. Не говоря ни слова, совершенно невзначай, будто совсем позабыл, что я на проводе. Я вновь опустилась в кресло, вновь пересчитала по пальцам дни. Я подумала, что, как только выдастся спокойная минутка, нужно привести все в порядок, но спокойствия не предвиделось