Константин получал всех женщин, которых желал. И теперь холодный отказ Груши поверг Урусова в странное оцепенение и вызвал нервное расстройство. Князь не понимал, отчего получил отказ. Ведь непременно он выбирал женщин, а не они его. И не просто выбирал, а предпочитал для своего удовольствия лучших и красивейших представительниц прекрасного пола. Так как Урусов считал себя невероятно привлекательным и желанным для любой. И отчего Груша не захотела близости с ним, он не мог понять. Еще ни за одной женщиной он так долго не ухаживал. Ни один его роман не длился более месяца. Но с этой крепостной девкой все выходило как-то не так. Весь этот долгий май он думал об одном, что как только заполучит Грушу в свою постель и, естественно, через пару недель охладеет к ней, с удовольствием отошлет ее работать на кухню. Вот тогда эта девица заплатит за все его мучения и терзания. Но Груша повела себя совершенно не так, как он предполагал. Константин чувствовал, что как раз она выиграла эту партию, оставив его с носом. А Урусов не привык проигрывать женщинам.
Унижение, злость и досада овладели сердцем князя. И сейчас он чувствовал себя до крайности погано, осознавая, что еще никогда в жизни он не хотел так сильно заполучить желаемую женщину, и никогда так остро не понимал, что это ему не удастся. Не зная, как вести себя в подобной ситуации, Константин впал в какое-то злобное бешенство. Уже приблизившись к дворцу, он наконец придумал наказание для этой наглой девки, которая осталась холодна к его страсти.
Подойдя к парадному входу, Константин окликнул Агафью, которая спускалась с крыльца.
— Немедля позови ко мне Андрея Прохоровича. Я буду в кабинете, — распорядился князь.
— Слушаюсь, барин, — ответила Агафья и проворно засеменила в сторону рабочего дома.
Урусов, перепрыгивая через ступеньки, влетел во дворец и устремился в свой кабинет. Даже не закрыв дверь, он стремительно приблизился к тайнику, вмурованному в стену за картиной, и, умелым движением открыв потайной механизм, распахнул шкафчик. Порывшись в бумагах, он нашел нужный документ и, вытянув его из тайника, устремился к своему столу. Там князь проворно зажег свечу и, свернув документ вчетверо, подставил бумагу на съедение огню. Видя, как пламя пожирает темные строки, Константин ощутил мрачное удовлетворение. Эта была вольная грамота Груши, приготовленная еще его матерью, но не подписная. Константин откладывал это на потом, а сейчас почти со злорадством наблюдал, как бумага, которая была так важна для этой гадкой девки, рассыпается пеплом.